Паспорт мой отобрали у меня в Иностранном отделе с самого начала, под предлогом, чтобы хлопотать о продлении и разрешении на визу. Уверяли, что все это пустяки, не стоит и беспокоиться, одна формальность. Да и сейчас Кудинкин, с которым я разговаривал по телефону, меня успокаивал: «Все будет сделано. В понедельник получите паспорт с продлением визы. Поверьте нам, мы в этих делах имеем опыт».
Утро пятницы 4 июня я провел в гостинице, а к трем часам я поехал в гостиницу «Украина», где устраивался прием в честь Патриарха. Прием устраивал Куроедов, и злые языки говорили, что он это делал за счет Патриархии. Надо отметить, деликатности ради, что по своим масштабам и обилию блюд этот прием был скромнее, чем устроенный накануне Патриархом. Впрочем, и «куроедовский» был достаточно многолюдным и изобильным.
Гостей встречал П.В. Макарцев, помощник Куроедова.
– Владыко Василий, добро пожаловать! – вскричал он приветственно, искусственно-дружеским тоном. – Как Ваше здоровье?
– Хорошо, слава Богу! – отвечаю ему в том же духе. – Ни на что не могу жаловаться.
– Это самое главное, – отвечает Макарцев.
На этом разговор наш прекращается. Наблюдаю, как все подходят здороваться к Куроедову, опять выстраивается длинная шеренга людей, пытаюсь и я пристроиться в конце. Понимаю, что придется долго ожидать и решаю, что не стоит – достаточно, что поздоровался с Макарцевым. Вскоре начинаются приветственные речи…
4 июня, вечер
В Большой зал Государственной Консерватории мы едем вечером, к 20 часам. Ожидается большой концерт. Беру программу и сразу вижу, что Фурцева запретила монашескому хору игумена Матфея участвовать в концерте. В первоначальной программе, которая была нам роздана до начала концерта, хор значился, а теперь его нет. В первом варианте программы стояло: 1. Смешанный хор Матвеева. 2. Мужской (монашеский) хор игумена Матфея. 3. Симфонический оркестр дирижера Светланова.
Более того, почему-то «пострадал» и был заменен «Китеж» Римского-Корсакова на «1812 год» Чайковского.
Между тем, как стало известно, с регентом Матвеевым произошел несчастный случай. Когда он возвращался из Лавры, после избрания Патриарха, его машина столкнулась с другой, в результате Матвеев получил небольшое сотрясение мозга и регентовать не смог. Его заменил Комаров, бывший регент Елоховского Патриаршего Собора. На качестве программы исполнения это не отразилось, говорят, что Комаров как регент выше Матвеева.
Перед началом концерта я шел по коридорам Консерватории, ко мне подошел священник и предложил программу со словами: «Не хотите ли программу на духовный концерт?»
– Духовный? – удивился я. – А что же в нем духовного? Просто – торжественный концерт.
Лицо священника, иеромонаха из Лавры, выразило недоумение. Но в следующий момент он догадался, что я имею в виду, улыбнулся и сказал мне:
– Ах, Вы уже знаете? Действительно, не духовный. Но не огорчайтесь, хор игумена Матфея Вы услышите в Лавре в воскресенье, в Трапезе.
Войдя в зал, я встретился с А.Л. Казен-Беком.
– А Вы знаете, почему программа концерта переменилась? – спросил я его. – Хора игумена Матфея сегодня не будет.
– Почему? – удивился он.
– Да потому что Фурцева запретила! – сказал я.
Лицо Казен-Бека исказилось гримасой, и он полушепотом, но весьма энергично выругался по ее адресу.
Усевшийся рядом со мной митрополит Аксумский Мефодий, Александрийской Патриархии, тоже возмущался отсутствием монашеского хора… и ругал Фурцеву. Я видел, как вошел в зал Куроедов и занял место в первом ряду, налево от прохода. Концерт можно было начинать.
Мы вернулись в гостиницу уже поздно. Было около двенадцати часов ночи, когда, поужинав, я стал направляться к выходу из зала. За столиком у самого выхода из зала сидела компания служащих Иностранного отдела: Кудинкин, Казен-Бек, Буевский, Игнатьев (прибывший на Собор из Болгарии). Я подошел к ним. Казен-Бек вскочил и начал нервно-возбужденно говорить. Видно было, что он слегка подвыпил, что с ним, как говорят, случается редко.
Он начал мне горько жаловаться, что его никуда не выпускают за границу: «Знаете, Владыко, не только в “настоящую заграницу”, во Францию или Америку, но и в “братские” страны. Подал прошение поехать в Югославию. Отказали! А между тем, мне нужно туда поехать для одной церковно-исторической работы, которую я хочу написать. С трудом пустили только раз в Болгарию, да и то потому, что Патриарх Болгарский потребовал. А другие-то постоянно ездят!»
Он весь кипел от возмущения, а Игнатьев пытался его остановить: «Успокойся, не говори так много».
Этот Игнатьев – уже пожилой человек, старый эмигрант, живущий в Болгарии. В прошлом он состоял в партии младороссов, во Франции. Как я потом узнал, он пишет в ЖМП церковные статьи, преимущественно о жизни Болгарской Церкви. Пишет неплохо, но вполне в «лояльном» духе.
Сейчас, воспользовавшись моментом, он прошептал мне: «Не думайте, что я Вам не сочувствую… я вполне согласен с Вашим заявлением на Соборе. Но мы не можем говорить, а Вы можете! Вот вся разница… И пожалуйста, продолжайте говорить и писать».