Нам с ним предстояло еще встретиться с двумя константинопольскими митрополитами, закончить с ними разговор о завтрашнем сослужении при интронизации. Митрополит Никодим хотел, чтобы я участвовал в этом разговоре, в основном, в качестве переводчика. Он должен был меня известить, где и когда состоится встреча.
3 июня
На следующий день, в четверг 21 мая / 3 июня, был день празднования иконы Владимирской Божией Матери. К восьми часам утра члены Собора стали прибывать на машинах в Елоховский Богоявленский Патриарший собор. В храм пускали народ только по билетам, выданным Патриархией. Народ толпился около собора, люди входили (или, скорее, пытались пробиться) в храм, даже не имея билетов. Милиция действовала решительно, оттесняла народ, который так же настойчиво пытался пробиться сквозь кордоны. Иногда те, у кого не было билетов, пытались подстроиться к приглашенным, некоторым удавалось проскочить.
Члены Собора были помещены в передней части храма, в левой стороне, против алтаря. В правой части находились почетные гости. Прибывший некоторое время спустя кардинал Виллебрандс занял было самое почетное место в первом ряду кресел, но когда позднее прибыл армянский Патриарх Вазген, Кардинала попросили уступить ему свое место и пересесть на одно место правее. Мы же, члены Собора, находились в левой части храма, огражденные перилами от центра собора. Надо сказать, что вся эта иерархическая расстановка всегда была важна, а тут она соблюдалась с еще большей скрупулезностью. Для архиереев был расставлен ряд стульев, священники и миряне, по большей части, стояли. Для зарубежных батюшек и мирян старались найти места сидения. Пока мы усаживались, ко мне подошел один священник, член Собора от Винницкой епархии, и стал выражать свое сочувствие и благодарность за мое выступление на Соборе.
Храм быстро наполнялся народом, несколько отличным от обычного в русских церквях. Было больше, чем обычно, молодых и интеллигентных людей. Особенно на хорах, которые были заполнены сплошь. Видимо, такого рода люди легче могли достать билеты, чем простые и немолодые.
В начале десятого начали пребывать главы автокефальных Церквей. Опускаю здесь все подробности встречи гостей. Последним должен был быть встреченным Патриарх Александрийский Николай, как старший по диптиху, но на самом деле он был предпоследним, а последним встречали архиепископа Кипрского Макария, который был значительно младше по положению своей Церкви. Но с ним как-то особенно носились, очевидно, потому, что он был главою государства и гостем советского правительства. Это раздражало меня и огорчало: одно появление архиепископа Макария в храме произвело сенсацию среди собравшегося народа. Произошло движение, нестройный гул голосов, все заколебалось, чего не было, когда встречали других первоиерархов… даже Патрирха Пимена. При встрече их верующие кланялись, крестились, но не шумели, а выражали, скорее, благоговейные чувства. Самым последним, и с наибольшим почетом и торжеством, прибыл Патриарх Пимен.
Началась служба. Грандиозная, потрясающая и, вместе с тем, глубоко молитвенная. Продолжалась она от 10 утра до половины третьего, вместе с молебном и приветствиями. Отметим момент настолования после малого входа, когда Патриарха трижды сажают на Патриарший трон на горнем месте. Не новой хиротонии, а именно настолования, хотя формула этого акта несколько схожа с хиротонией: «
При каждом произнесении слова «аминь» митрополиты посаждали Патриарха на горнее седалище и снова поднимали его за руки, в то время как духовенство, певчие и народ пели «аксиос». Оно пелось сотни раз, пятью хорами в разных местах храма, и это нескончаемое пение было одним из самых незабываемых моментов всего чина интронизации.
На литургии, в отличие от встречи, строго соблюдался иерархический порядок Церквей. Возглавлял служение Патриарх Александрийский Николай, за ним следовал Патриарх Пимен, далее – Патриарх Грузинский Ефрем и т. д. После окончания литургии Патриарх Пимен вышел из алтаря на солею, где его облачили в Патриаршую зеленую мантию. Митрополит Филарет вручил ему куколь.