Поместный собор Русской Православной церкви. Избрание Патриарха Пимена

Затем митрополит Филарет зачитал проект другого послания Собора – «Обращение Поместного Собора Русской Православной Церкви к христианам всего мира и людям доброй воли»[30]. Начиналось это «Обращение» вполне благочестиво и по-христиански. Но далее, после переходных слов, что «Церковь не чуждается человеческих нужд… и проявляет о них свое материнское попечение», это Обращение приобретает характер ярого политического документа в духе обычной коммунистической тематики и фразеологии. Тут наличествует и призыв к христианам стать «обличителями жестокости», и «возникшие в различных районах мира военные конфликты и очаги международной напряженности», и, конечно, «борьба за мир во всем мире». Со все возрастающим возмущением я слушал все эти лозунги, которые буквально повторяли решения XXIV съезда Коммунистической партии СССР. С трудом мне удавалось сохранять самообладание и внутреннее спокойствие, пока дело не дошло до перечисления всех этих конференций «по Европейской безопасности и ядерному разоружению».

Тут меня буквально взорвало. «Как! – подумал я. – Я приехал сюда на Собор, чтобы обсуждать созыв каких-то политических конференций?»

И я сразу решил выступить с протестом!

Как только митрополит Филарет кончил свое чтение, я встал и попросил слова. Одновременно, а может быть, и немного раньше меня, встал мой сосед слева, архиепископ Дюссельдорфский Алексий, чего я сразу не заметил. Он тоже хотел говорить. Митрополит Никодим, увидев меня, с какой-то смущенной улыбкой стал мне делать отрицательные знаки, кивая головой в сторону архиепископа Алексия. Очевидно, он хотел дать мне понять, что другой оратор попросил слова раньше. А может быть, он просто под этим предлогом хотел помешать мне выступить. Я понимал, что архиепископ Алексий будет говорить через переводчика, его выступление будет скомкано, потеряет силу, а мне потом не дадут слова. Очень уж мне хотелось выступить. Я оглянулся и обратился к архиепископу Алексию по-французски со словами:

– Вы хотите говорить по поводу политической части прочитанного Обращения?

– Да, – ответил он.

– Я тоже.

– Ну, в таком случае, выступайте Вы. Вам будет это лучше сказать по-русски, – ответил архиепископ Алексий. Он отказался от слова, сел на место, и в результате я смог выступить.

Внешне спокойно и по возможности четко и громко я сказал следующее: «От клира и мирян Брюссельско-Бельгийской епархии и Нидерландского викарства, да и от себя лично я хочу заявить, что совершенно не согласен с той частью Обращения, которая носит политическую окраску. Здесь было заявлено про разного рода места[31], неприемлемые для иностранцев, членов нашей Церкви. Это так. Но я не иностранец и не советский гражданин, я русский, живущий за границей, и меня совершенно не устраивают подобные политические заявления и тексты, которые прозвучали в Обращении. Скажу прямо, этот документ тенденциозен и односторонен! А главное, я приехал сюда на Собор не для того, чтобы заниматься политической деятельностью и принимать политические резолюции. Я не могу и не хочу вырабатывать политические программы и “платформы”. Не могу решать, нужно или не нужно созывать ту или иную политическую конференцию о разоружении. Кто мы такие и кто нас уполномочил решать такие чисто политические и государственные вопросы? По крайней мере, я не считаю себя в них компетентным и не ради них я сюда приехал. Я здесь, чтобы обсуждать церковные дела, заниматься насущными вопросами Церкви. У нас этих вопросов нерешенных тысячи: положение приходов, религиозное образование… – и мы все это должны оставить в стороне, чтобы обсуждать и утверждать подобное Обращение?

Я с этим не могу согласиться и прошу письменно отметить в протоколе заседания мое личное мнение».

Пока я говорил, я невольно смотрел на стоящего напротив меня, у своего пюпитра, митрополита Филарета. В руках его еще был текст Обращения. С первых же моих слов лицо его изобразило изумление. Точно кто-то устроил ему неприятный сюрприз, изумление перешло в ужас, он побледнел, позеленел, казалось, что он вот-вот упадет в обморок. Признаюсь, что я смотрел на него с внутренним удовлетворением, почти со злорадством. В моем подсознании ощущалась мысль: «Вот ты меня запугивал, а теперь сам трусишь, и я тебя пугаю».

Митрополит Никодим не замедлил мне ответить: «Политические вопросы, о которых Вы говорили, – произнес он, обращаясь ко мне каким-то особенно ровным голосом, – постоянно обсуждаются на заседаниях Всемирного Совета Церквей. На Ватиканском Соборе они были предметом многочисленных баталий. Да и на всехристианских конференциях о них постоянно говорят. Поэтому нет причин, чтобы и мы ими не занимались. Более того, мы будем и впредь их обсуждать. Ваше мнение и мнение Ваших клириков и мирян мы отметим и учтем… Оно будет принято во внимание».