Помилованные бедой

— Ага! Без сопротивления! Это смешно! Ей едва за тридцать. В таком возрасте она пользовалась у мужчин успехом. Муж, конечно, не мог не знать о том. Пусть не прикидывается наивным. Ты ему не открыл секрет. О своих рогах знал. Но твердо решил отомстить. Тем более, сам говоришь, он часто бывает в командировках. Ну и привез оттуда свое оружие. Оно так и осталось в шее у покойной — маленький и очень острый шип от анчара, самого опасного, ядовитого дерева, которое растет на Кавказе и во всех жарких и сырых местах. Мимо этого дерева даже ходить опасно во время цветения. А уж стоять вблизи — равносильно самоубийству. Из этого дерева еще в древности брали ядовитую смолу и натирали стрелы. С ними воевали, зная их безотказность. Эти стрелы, куда бы ни попали, убивали наповал любого. Спасти человека было невозможно. Нет никакого противоядия. Малейшей царапины, слабого укола вполне достаточно, чтоб убить…

— Не проще было б применить оружие? Ведь если верно, что ты сказал, киллер и сам рисковал жизнью.

— Ничуть. Он не брал в руки, не нюхал. Сейчас продаются всякие футлярчики для лекарств, для иголок. Стоят гроши… Киллер этим и воспользовался.

— Подошел и воткнул в шею ей тот шип? Лень, ты хороший фантазер. Забываешь, что женщина лечилась не одна. Вокруг были люди. Как к ней мог подойти мужчина и остаться незамеченным в женском отделении?

— Ну, прежде всего я не говорил, что киллером был мужчина. Нынче этим бизнесом занимаются и женщины. Хотя б иногда интересуйся периодикой. Это для твоего общего развития полезно.

— Как же она сумела все обстряпать?

— Банально. Сифилитиков выводят гулять во двор. Но здесь произошло другое. Киллерша лежала на том же этаже. И курящие бабы часто выходили во двор. Там болтали, знакомились, стреляли друг у друга сигареты, завязывались добрые, доверительные отношения.

— Выходит, ее муж — идиот, натравил одну венеричку на другую? Бред!

— Она могла быть санитаркой, медсестрой. Я могу только предполагать! Чего дергаешься? У меня в руках главное — шип анчара! Уж поверь, я его ни с каким другим не спутаю. И у нас в России он не растет. А вот киллерша взяла под видом сигареты трубку, вложила в нее шип и дунула. Он хорошо держался в шее и вошел достаточно глубоко. Боль от самого прокола незначительна, не больнее комариного укуса, а вот действие быстрое и результат всегда один. Скажу тебе, что киллерша могла разделаться с твоей больной и по собственной инициативе, отомстив за своего мужчину. В таких вопросах бабы коварны. Зачем пистолет — с шумом, грохотом. Это явная улика. Ведь огнестрельное оружие быстро находится. А киллерша осталась незамеченной. Ей удалось уйти от наказания и подозрения. Что и говорить, красиво и тихо расправилась. Так мстят только за любимых…

— А решетка? — спросил Бронников.

— Они все там держатся на честном слове сифилитиков, как и у меня в морге. Все оттого, что наших клиентов никто не ворует. Не тот товар. Потому и не нужен. Сбросили, как мусор с этажа. И все на том. Помни, Юрка, никого не убивают без причины. Даже психов! Эта баба кому-то круто насолила. Верно, что неспроста убрали ее. Хоть и покойница, но доброго вслед не скажешь. Все ж мужики мы! И на всякую жали не хватает. Пошла она!

Бронников после этого случая стал особо придирчив к результатам анализов, ко всем документам и справкам, предъявляемым больными.

Конечно, он по-прежнему отпускал домой на время людей с неопасной формой болезни. Он понимал, что скудная больничная еда надоедает и раздражает. Особо плохо сказывалась она на деревенских, привычных ко всему свежему, со своего подворья и огорода. Эти уже на третий день переставали прикасаться к еде, и уговорить их поесть было очень сложно.

Вот так и две новые бабки из деревень, отведав приготовленное на больничной кухне, отодвинули миски в сторону и предпочли остаться голодными. Как ни уговаривали их санитары, бабули твердили свое:

— Если б мои невестки поставили на стол такую срань, тут же с дому повыкидали б с кастрюлей на башке. Эдакое говно собака жрать не будет. Ты сам спробуй! Мыслимо ли таким народ травить? Вы что, офонарели? — негодовали бабки.

Обеих старух уговаривал Бронников. Но тоже безрезультатно. Бабки даже обиделись на него:

— Нешто нас, коль старые, травить нужно?

Юрий Гаврилович вернулся в кабинет расстроенный. Еще бы! На питание больных отпускалось так мало, что и приготовленное казалось чудом фантазии поваров. Но больных этим не обрадуешь, не успокоишь. Редко кто из них не имел претензий к еде. Разве что бывшие бомжи и закоренелые алкоголики. Те вообще не чувствовали вкуса еды. Глотали, пока горячее, и удивлялись, на что жалуются другие, чего им тут не хватает. Но таких было мало.

— Что делать, ума не приложу. Уже второй день мои бабки ничего не едят. И я не могу дозвониться их родным. Пусть забирают своих бабуль домой. Я взялся лечить. А эти двое думают, что их здесь разносолами кормить станут! — пожаловался Юрий Гаврилович Леониду Петровичу, заглянувшему в конце дня.