Поминки по Финнегану. Глава 2. Авторский перевод

Нашего буйя децл свары (в коленчестве Беарнис Маквелтон) с тут как тут ухом до плевалок (как рекла посплетня) набралась по колоскам как и обычно в дурашнем мужействе (никаких персиков и армелий для тебе, Померанция!) но, выпуслив телю́ч¹ в своей когти, раскрыла о стряслось что средь ста одинадцати других обычным своим приседком (как тихоньки эти первые шепоточки по-женски бывая, тайное писпильяндо², срехни́ рабботней берложки их мужлюдства!), следующим вечером легкий один толчок как был Пустолкин за тщаткой щея, её чи сухи и мелки и речь густоватна, потому что выглядел он в странном свете, типа он не мог выносил они стариклушки больше, ее личному священнику, духовнику, с которым она хотела в виду первично поговорить (войтише, интра! толка лажечку!) поверяя, меж совокубочных губ и анны лисори побещаний (можней никогда было Еснекерри пуддина зайдино Хунановым по ее мелкосиченьки!) что молвангелие сие тако передано ему на эпистолюхо, погребенное дегустрезвым манером в их Ирландском вареве не пойдет дальше его иезуитовой сутаны, все-таки (истщета в винарии! волетучий валетотум!) это был ж тот чрезпорченный поп Мр Брауни, переодетый в винсентианца, который, как нахватавшись фактов, был подслушан, в своей вторичной личности в качестве какого-то Нолана³ и салабухий, сцыплячая душа, из-за несчастного случая ― если, то есть, случай этот был несчастным ибо здесь руах⁴ Екклектиаста с Гиппо выпухтит писательнишу ту Хаввай-бан-Аннах⁵ ― чтоб спианиссимне какую чуток разли́ченную версию Скрю́чернца исповиденциалий (что Самать Алоиза сказала кроме Иисуфина ради!) руки от руруками, в феоданности клят (мой смелый послучший! мой фраур!) и, к потугам Секрета ее Рождения⁶, тишумно пронзить ореллух некого Филли Тёрнстона, мирского учителя сельсковедения и ортофонетики почти́телесного сложения и в районе середины своих сорока в ходе священнической мазочки ради верных и здравых ставок на иппохальбных забегов полях оживетренного Бардойла⁷ в дату (Р.Ж. проходит сквозь всю программу⁸) легко способную к запоминаемости всеми подбирателями событий национальных и Дублинских подробностей, дублями Перкина⁹ и Пауллока, пэром и пролом¹⁰, когда классический Анкуражный Хакни Кубок завоеван был на два носа в стойлертном финише, еком¹¹ и неком¹², неким и никем, евело невело¹³, от бежевого кольта Дерзкого Малыша Кромвеля после умного старта Капитана Капелана Блаунта в крапинку лошака Сант Далоуха, Драммер¹⁴ Коксон, неорисуемый третий, при сногсшибательном гандикапе, благодарности тебе славная малышка, добрая малышка, портвейная малышка, Рженка Жре́бица! ты- все их хмелы! которая в своей непрервущейся¹⁵ грязюке и пурпулярном кепи была сто пудов на лиги отличной от любого другого фантомвеса что когда-либо запрыкрывал наших древесных княжек.

Паток Том и Резвун Коротыш

Былото двое яднутых Тимковцев¹ (пагода была чума, заеждь канчился и пришел и пьения горланицы стало слишком в нашем краюпье²) по имени Патоки³ Тома что был едва из заклада⁴ последовавшего за кражкой голяшки у Кигоя, Доннелли и Покорока Финской свинины и его собственный кровный и молочный брат Резвун Коротыш, (он был, чтоб уж быть изощренно щепетильным про них, оба коротышные и резвунные) жучок⁵, сошед с понтона⁶, оба они чудовечно бедные, кто болтажничася там в поисках какого бабо́сычего улова ради джимми о'гоблина⁷ или толстяшки⁸ как уж послучайнилось, пока Сифорцы⁹ всё занимался девля́ми, чтоб услухить как проезжик в моторных колошмотках употребляет свой законовый язык (и Муж далее), касаясь дела Мра Адамса¹⁰ что было во всех воскресках про то с чем постоянно терся он носами и отбулькнув из своей собственной проставы от соболтальника в очках.

Создание баллады Хости