Поминки по Финнегану. Глава 2. Авторский перевод

Этот Паток Том о ком только упомянуто что успел он уже поотсутствовать в своих привычных грубо тесанных логовищах в стране окружных лошадушек некоторое время предшествуя сему (имел он, вообще-то, обыкновение зачащивать в публичные ночлежки где спал в нагом состоянии, забухарьпарня со всеми, в странных челов койках) но в вечер скачек, бухой в стельку после всеразличных рюмашек адского огня, красной цыпки¹, бульдога, сивухи и вербейника, Эгландина преотборнейшей настойки, поставляемой Гусь и Песиками², Галопным Первоцветом, Бригид Пивоваром, Петушком, Почтальишки Рожком, Маленьким Старичком и Всем Четко Что Целит Метко, Чаркой и Посошком, искал он свой выгретый кро́вать в укромнатном Пребудище С Другдругом в Блоке В.В., (почему он на нее не поставил?) Памп Корт, Либертиз, и, что с мольтапюком на вольтапюке³, перехрипел алко алкого алкогерентно к нагрузке к Я приду, моя лошадка отсталая, ним ям, содержание истории евангелического хлопойцы и русынурбки⁴ ('девчонки' он будет продолжать их называть за кружевничок и юбку, солнечную шляпку и гвоздичку) по частям (казалось провел он пред вочами⁵ март или когдай-ночи до трете́й ископных лет, он имея бехэм с катьей⁶ когда лавинии девали свой ра́муж в заем морю в ямочловом смердульном шоу там где искал он бойцовых ниггеров с бешелыми срыками) частенько зябкой ночью (метагонистической! эпикталамурной!) во время тревожного сна в их зоне слышимостей какого-то мелкого и на полной мели кассовщика управляющего, Питера Клорана (уволенного), О'Мары, эксличного секретаря без определенного местожительства (локально известного как Мылдон Лайзе⁷, который провел пару ночей, как ни иностранно, в дверном проеме под одеялами бездомности на нарах изольды, подподушенный на камне судьбы холоднее мужчины колена иль женщины груди, и Злоброго⁸, (имя не промах), какого-то под несчастной рожденного звездой пляжного музы́ки, кто, ни корешка ни сушки паче, подозрея что до как сидал всё он на вдох сутулый на краю самоуда, голоднейший, с меланхолией до всего в целом, (ночной бирмен, ты подал ему солод вия нано!) вздёргался на своей дорячке, изобретая пути и способы средствия⁹, о чем любил он поифиделицензиться как-то иль иначе в народе ухватившемся за какого-нибудь чела парабеллум¹⁰ в надежде распорхнуть крыло социабиля и спикешиться на боколёсниковый нырок где-то за Сдуллки Даунлеари и Блекруки трамлинии где мог он метнуть точную¹¹ и пойти и сдуть сибицидную¹² бяшлю с себя за два четвертака на борздовое блысенство в мире и покойце какой одним верным залпом бутылки, он после как побывав все еще испытающимся всё что знал с леди помощью от Мадам Хрящ за восемнадцать с лишним каландров чтоб выбраться из Сэр Патрик Дана, через Сэр Хамфри Джервиса и на Святого Кевина ложе в Аделаиды госпетлях (от тех неизлечных увыев средь тех неопечных иовов чрез Сант Иаго его пилигримною шляпой, добрый Лазарь, избавь нас!) так и не ухалтурившись получить это каким бы то ни было боком. Лиза О'Дивис и Роши Монган (которые имели так много нобщего, эпсиходически; если фразе быть дозволенной hostis et odor insuper petroperfractus¹³ как понятная вещь снили своим сном всплавьемых в той одной нежной волнистой матери кувыркоек со Злобрым ровно как бреи в роще козлоханы в бóрще или, ну, транжиры в чаще, и суетливая служечка-на-все-от-зари-руки (хваль псалмов мы тут пыхтим!) провела не так много уж мигов за полированием котлышек, дверучек, школяров яблощек и факельщиковых металлов когда, зóльникленный как никто он идти делать быка на затравку лонга¹⁴ белого человека, омоложенный сей музы́ка (т. к. после слáвночной оргьянки и гудения и ветчины топовым утром со своими совбывшими не был он уж прежним) и его широзбуженная по спальной свита (наши мальчики, как наш Байрон называл их) встала и отшаркала из борóвища что любовно именанивали они Бочаркой, накрест Эблина расхоложенного хуторка (трие рута и отды́ха на их тогдашней суперфиции¹⁵ в любопытном соответствии с теми линеа и пункта где трубенни хабенни метро манипломбит ниже оберфлягных¹⁶ подрельс и станций в этот час ездения) под барабубненья скрипичной лирфы что, стеноя и мурлохая, ливи гриви, витти виви, эппи, леппи и играбельна, ла Скала слух подданных Короля Святого Финнерти ж Празничного кто, в кирпичных домах их собственных и своих душистых землянóчных постелях, внимая еле-еле крику пасечника, соутка лаванда и фойнибойн лаось живой, со своими хлыщовыми ртами всеми раскрытыми ради более широкой признáценности этого долгожданного Мессияка с рёваторий, были в полупод дрёейме и после юркой паузы в ломбардящем учреждении для протетической цели выкупа песенниковых воистину воисхительных вставных зубов и пролонгированного визита в дом вызова на Куяс Площе¹⁷, брызг, Старых Синюш Дыру в приходе Святой Сесили в пределах вольности Сеолмора¹⁸ не за тысячу или одну нацинальную лигу, то бышь, по оценке Грифита, от места статуи Примьюры Гласстоуна¹⁹ подносящего спичку к маршу творца одного²⁰ (последний из стюардов пётр-етр¹²), где, быль продолжает околесицу, трое отпижуликов присоединены еще одним быв следующим, ― намерения ― применяй ― назавтра ж случайный и приличный сорт побывшего варьетипа кто прикасался только к недельной оскорбиде²², тьфусть, и у всех чепухайл, (кто рече о существимени?) имелись стимулянты в форме джи и джи²³ проставленные чертовски приличным типом после чего холостяцкий ланч и парочка еще просто чтоб отпраздовать вчерашник, упоенные своей горючим-пестованной дружбой, пройдохи сии вышли из лицензированного заведения, (Брауни первый, мелкий p.s. экс-экс-экминистратор шляпорук в их унылом хвосте подобно какому-нибудь леди какой посткриптуму: я хочу денег. Пошли́уйста!), утирая свои смехтекающие гуйбы на рукавах, как балкалины застрещали их роскана генерально²⁴ (сеян фион²⁵, сеян фионц араун.) и рифмачей мир был с на то основанием богаче еще на одну как-еслибную балладу, балледдеру тому о чем мир целовачества певая обязан данью за то что разместил на планеты меломапе свой лэ²⁶ о гнуснейшем бугаере²⁷ но самом привлекательстукном аватаре за который миру когда-либо приходилось объясняться.