Помни мой голос

Робин повернулась, обняла его и уронила голову ему на грудь.

– Я пришла, – счастливо выдохнула она, – и больше никуда не уйду.

– Здорово, потому что я никуда больше тебя не отпущу, – улыбнулся Макс, обвил ее руками и притянул к себе.

Робин вскинула голову и улыбнулась.

– Я была глупой. Но впредь буду умнее.

С нежностью во взгляде Робин погладила его по щеке. Макса бросило в жар.

– Помнишь, как ты поцеловал меня в пещере?

– Разве я могу такое забыть?

– Не хочешь сделать это снова?

Макс расплылся в улыбке, обхватил ладонями ее лицо, посмотрел ей в глаза и впился губами в ее губы. На этот раз Робин не отстранилась.

* * *

Осталось только одно незавершенное дело – Флоренс. Полтора года после Арнема Макс искал и не находил слов, чтобы написать ей. Он постоянно хватался за ручку и листок бумаги и постоянно откладывал их в сторону. За кого она его примет, узнав, что он считает себя реинкарнацией ее мужа Руперта? За бестактное и бездушное чудовище? А вдруг она, как Элизабет, высмеет его или сочтет умалишенным? Оправданно ли подвергать женщину, которой далеко за семьдесят, подобному стрессу? Есть ли в этом какой-нибудь смысл?

Однако если Флоренс – не Элизабет, то его история могла бы ее заинтересовать. «Надо рискнуть», – подумал Макс и решил написать дочери Флоренс, Мэри-Элис. Мэри-Элис виднее, стоит ли ее матери получать подобные письма, – Макс ведь понятия не имел, насколько крепкое у Флоренс здоровье. Если Мэри-Элис не покажет матери письмо – значит, такова воля Вселенной, которая не желает, чтобы Флоренс его читала. Да будет так.

Узнав у Синтии австралийский адрес Флоренс, Макс взял ручку и вывел на листе бумаги: «Уважаемая миссис Левесон, позвольте представиться…»

Глава двадцать седьмая

Южная Австралия, декабрь 1995 года

Флоренс отставила бокал с вином, вылезла из ванны, насухо вытерлась полотенцем и завернулась в халат. Подошла к прикроватной тумбочке и вытащила из ящика картонную коробку. Присела на кровать, умостила коробку на коленях и откинула крышку. Внутри среди прочего хранились памятные для нее вещи: перехваченные лентой письма Руперта, его военные жетоны, любимые запонки и драгоценная «лейка», шелковый, пахнущий Рупертом шарф, потрепанный, в бумажной обложке экземпляр «Великого Гэтсби» Фицджеральда и стихотворение. Флоренс развернула листок со стихотворением и с волнительно бьющимся сердцем прочитала слова, которые знала почти наизусть и которые так много для нее значили. Слова надежды и веры.

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет…

Она ждала пятьдесят один год.

* * *

Посреди ночи Макса разбудил телефонный звонок. Несколько секунд он соображал, не почудилось ли ему это во сне, затем нащупал выключатель. Жмурясь от ударившего в глаза света, он неуклюже потянулся к телефону и поднял трубку.

– Да, – прохрипел он.

В трубке долго что-то щелкало и трещало, пока наконец издалека, сквозь помехи, не донесся незнакомый Максу голос. Макс обмер. Его охватило радостное предчувствие.

– Здравствуйте, Макс. Меня зовут Флоренс Левесон, я звоню вам из Австралии.

Макса подбросило на кровати. Сердце его бешено заколотилось в груди.

– Здравствуйте, миссис Левесон. Рад вас слышать.

– Не очень-то ждали моего звонка? – засмеялась она.

– Ждал, но почти не надеялся.

Флоренс замолчала. Сердце Макса заколотилось сильнее и громче.

– Не окажете ли вы мне любезность, Макс? – после долгой паузы спросила Флоренс.

– Разумеется, – поспешно заверил ее Макс. – Все что угодно.

– Поговорите со мной. О чем хотите. Я просто хочу послушать ваш голос.

Эпилог

Было холодное январское утро. Снег запорошил садик позади нового дома Макса. Перед Рождеством Макс отпраздновал в нем новоселье. Дом, точнее, видавший виды коттедж с деревянными балками под потолком и хлипкой лестницей, находился в заливе Гулливера, рядом с «Мореходами». Его не обновляли годов с шестидесятых, так что побелка, покраска и чистка ковров ему бы не повредили. Однако Максу он нравился и таким. В этом коттедже он обрел настоящий дом. И действительно, комнаты с огромными каминами и коренастыми книжными шкафами таили в себе бездну очарования. На стенах Макс развесил свои работы – фотографии в рамках. На карьере риелтора он поставил крест и теперь занимался исключительно фотографией. Кто сказал, что фотографы не умеют зарабатывать деньги?

Но главное – в этом доме с ним жила Робин…

Спустившись к завтраку, Макс застал ее за кухонным столом. В пижаме, взъерошенная, с небрежно распущенными по плечам волосами, Робин пила чай и хрумкала намазанным мармеладом тостом.