Помни мой голос

– …но Элизабет убедила вас, что прошлой жизни не существует.

– Вы не поверите, – горько усмехнулся Макс, – но мне все-таки хватает мужества отстаивать свои убеждения.

– Вы пытались разгадать этот сон? Наводили справки? Выяснили, что за битва вам снилась?

– Нет. Я пытался выкинуть сновидение из головы. Но, судя по форме, планерам и парашютам, действие происходит во Вторую мировую войну.

– Знаете, довольно часто предки одной семьи перерождаются в своих потомках. Кто-нибудь из вашей семьи участвовал в войне?

– Возможно. Тогда он либо погиб на поле сражения, либо умер до 1963 года, когда на свет появился я, – задумчиво протянул Макс. В его сердце загорелась искорка надежды. – Надо бы спросить у родителей. Так, с ходу, никто на ум не приходит.

– Что ж, разузнайте все хорошенько. Оно того стоит, – ласково улыбнулась Ольга. – А как вам печенье?

– Объеденье.

– Ешьте, не стесняйтесь. Силы вам понадобятся.

Ольга много рассказала ему о реинкарнации и прошлой жизни, но толком обдумать ее слова он не успел: неумолимый разрыв с любимой грозной тучей навис над его головой, и он впал в черную меланхолию. Элизабет, однако, ни о чем не догадывалась. Если она и замечала его повышенную раздражительность, участившиеся ночные прогулки, нездоровую бледность или нежелание поддерживать разговор о «счастливейшем дне их жизни», то не подавала виду, всецело посвятив себя приготовлениям к знаменательному событию. Макс же всецело посвятил себя приготовлениям к грандиозному разрушению этого знаменательного события.

В выходные он поехал в Старый Сарум, селеньице, расположенное неподалеку от Солсбери, чтобы полетать на сверхлегком самолете. Управлять самолетом он научился в армии и, обнаружив задатки непревзойденного пилота, в мгновение ока получил летное удостоверение. Когда он взмывал в небесную синь, оставляя внизу, на земле, все печали и горести, его охватывало ни с чем не сравнимое упоение. Мир под крылом самолета стремительно уменьшался, исчезая, а вместе с ним исчезали разочарования и жизненные неурядицы. Сжимая штурвал, Макс вдыхал полной грудью чистый воздух и отдавался минутному чистейшему счастью. Холодный ветер бил в лицо, солнечные блики плясали в голубом небе, гулко ворчал мотор, и Макс впервые за долгие месяцы пребывал в согласии и мире с самим собой.

Но не успел он приземлиться на летное поле, как лицо его омрачила тень и оставленные на земле тревоги снова навалились на его плечи.

И тогда Макс понял: хватит. Хватит заниматься самокопанием. Он должен либо жениться на Элизабет, либо положить конец их отношениям. Сегодня же. Немедленно. За три месяца до свадьбы.

С тяжелым сердцем укладывал он вещи в рюкзак, но свобода, нежданная и вожделенная свобода уже манила его ослепительным светом, будто луч солнца в конце безнадежно мрачного тоннеля. Элизабет, вернувшись с работы, невольно облегчила ему признание, заведя, по обыкновению, волынку о его невовлеченности в предпраздничную суету.

– Макс, я выхожу замуж в первый и последний раз в жизни и хочу насладиться каждым мгновением, – заявила она, не замечая рюкзака у подножия лестницы. – Но как я могу им насладиться, если у тебя такое лицо, словно ты лимон проглотил?!

Макс запустил руки в карманы и втянул голову в плечи по самые уши.

– Боюсь, я не могу жениться на тебе, Зайка, – промямлил он, не глядя на нее.

– Что? – скривилась Элизабет, недоуменно захлопав глазами. – Что ты несешь?

– Я не могу на тебе жениться. Прости.

– Вздор! – желчно рассмеялась Элизабет. – Не строй из себя идиота. У тебя всего лишь предсвадебный синдром, не более. Это нормально.

Элизабет промаршировала мимо него на кухню.

– Давай лучше выпьем.

Открыв холодильник, она достала бутылку и разлила вино по бокалам.

– Элизабет, я не шучу, – пробормотал Макс, ступая за ней. – Неужели ты не заметила, что в последнее время у нас ничего не ладится?

– Да все отлично. – Она протянула ему бокал, но Макс поставил его на буфет. – Слушай, если тебе не нравится эта работа – увольняйся. Мне без разницы, а папа как-нибудь переживет.

– Я уже уволился. Сегодня написал заявление. Больше никто меня не заставит появиться там хотя бы на минуту.

Элизабет встревожилась. Глотнула вина.

– Хорошо, Макс, успокойся. Давай поговорим серьезно.

– Да говорить-то особо не о чем. Мне кажется, мы не подходим друг другу, Элизабет. Раньше нас многое связывало, но теперь мы словно чужие.

– Не понимаю, о чем ты.

– Когда-то мы хохотали до упаду, не могли друг на друга надышаться. А теперь почти не смеемся и ссоримся по пустякам. Наверное, это я во всем виноват. Не знаю… Возможно, я изменился. Я несчастлив, Элизабет. Вот в чем проблема.

– Если весь этот скандал из-за того, что ты хочешь жить за городом, то папа может арендовать для нас коттедж в какой-нибудь глуши. Чем не нора? Сиди там сколько захочешь. Выращивай овощи и тому подобное. В общем, делай все, что положено делать селянам.

– Вопрос не в переезде, Элизабет. Вопрос в нас.

– Ладно, что с нами не так?

Элизабет поставила бокал и беспомощно скрестила руки на груди.

– Во-первых, у нас разное мировоззрение.