Помни обо мне

Камеристке Ее Высочества полагалось спать в одной из общих комнат с пятью, а то и десятью другими прислуживающими в замке незамужними женщинами. Замужние жили в городе и являлись в Цитадель засветло, принося с собой уличную грязь и свежие сплетни. Правила обязывали меня носить платье из простой саржи и белый чепец, а единственными моими украшениями должны были стать знак Всеотца и кроткая улыбка. Мне полагалось скользить по коридорам безмолвной тенью и, случись встретиться с яркими, словно цветки, адельфи и порой даже более яркими адельфосами, замирать у стены в почтительнейшем из поклонов.

В общей комнате я не спала — Эльга, пусть реже, но все еще просыпалась по ночам. И хотя она показательно дулась на меня почти весь первый день, вечером, когда я собралась покинуть ее спальню, меня схватили за руку и очень тихо попросили не уходить. Чепец я носила в кармане того самого, пошитого в Тонвале, синего платья. И надевала, когда ведомая исключительно жаждой познания, исследовала планировку замка — визиты дам, жаждущих засвидетельствовать свое почтение Ее Высочеству, давали для этого достаточно времени, а в коридорах мало кто обращает внимания на прислугу. Наверное, поэтому, а еще потому, что, несмотря на настояния Дарьена, я не спешила пользоваться ни его именем, ни средствами, отношения наши не стали достоянием света. В отличие от его отношений с адельфи Оннет, вдовствующей баронессой Руан.

Я тихо выругалась и взялась за скребок — почистить смазанную точку.

Адельфи Оннет любила драгоценности. И кайсанский шелк небесного оттенка, подчеркивавший ее выразительные глаза. И судя по тому, как ее милость держала себя в салонах, — всерьез рассчитывала стать ее светлостью.

Ревновала ли я? Нет. Дарьен был моим, и глупо, имея три обещанных святому Гермию и еще не вышитых покрова, тратить душевные силы на ревность. Но еще более глупо оставлять без присмотра женщину, которая, похоже, не собиралась так легко расстаться с мечтой о герцогской короне. Благо, прислуга в Цитадели брала взятки с не меньшей охотой, чем в провинции.

Нужно будет попросить Стрейджена перевести мэтру Ардо часть моих денег. И драгоценности. А вот платья придется заказать новые, мои за прошедшие два года, безнадежно вышли из моды.

Я написала Магин, что адельфи К., у которой я якобы служила после трагической гибели адельфи А. решила перебраться в столицу. И оставила адрес мэтра Ардо, ведь найти приличную квартиру в Керинисе так непросто, а мне не хотелось бы, чтобы письма Магин затерялись. Королевский гонец уже должен быть на полпути из Арля, а значит в следующем мне расскажут о пожалованной брату стипендии. Жаль лица Жовена, в момент, когда он увидит на гербовой бумаге, рядом с личной печатью короля и его резкой, стремительной подписью свое имя, я не увижу. Впрочем, уверена, Магин распишет мне все очень подробно. И наверняка решит поехать в Нэнт. Кого я знаю из тамошних нотариусов? Никого. Когда буду отдавать письмо, спрошу у мэтра Ардо рекомендации — приличное жилье непросто подыскать не только в столице.

Шаги я услышала. И даже успела перевернуть лист, похоронив его под ворохом безуспешных попыток Эльги сочинить кансону. Опустить перо в золотую чернильницу, встать из-за стола и встретиться с насмешливым взглядом его сиятельства маркиза Ривеллен.

— Признайтесь, вы это нарочно.

Он улыбался. И атласный наряд цвета бычьей крови с богатой вышивкой сидел на его сиятельстве безупречно. Золотой набалдашник трости, брошь с крупным кабошоном в белой пене шейного платка, темно-синий футляр в руках. Бархатный и если присмотреться, можно различить завитушку известной монограммы.

— Не понимаю о чем вы, ваше сиятельство, — сказала я, поднимаясь из реверанса.

Конечно, прислуге надлежало приветствовать титулованных обитателей Цитадели скромными книксенами, но… Нет.

— Ваше платье, Алана, — маркиз покачал головой, как мне показалось, неодобрительно. — Ваше прискорбно синее и безнадежно скучное платье. Впрочем, эта безделица пусть немного, но поправит ситуацию, а после я подарю вам новое.

Не опираясь на трость, он преодолел разделяющее нас пространство и протянул мне футляр.

Я не шелохнулась.

— Благодарю, ваше сиятельство, но я не могу это принять.

Все это время маркиз, хвала Интруне, не проявлял ко мне и тени былого интереса. Он прибыл из Шасселя вместе с Эльгой и сестрой Марией-Луизой. Присутствовал за королевским столом во время ужинов, блистал в салонах, где проигрывал, но чаще все же выигрывал немалые суммы. Эльга восхищалась кузеном, а потому о достоинствах его сиятельства мне доносили ежедневно. И каждый раз, слушая о том как Ленард остроумен, как безупречен его вкус и куртуазны манеры я молча, но очень искренне радовалась, что Святая Церковь запрещает браки между родичами столь близкими. А еще, что мой статус не позволяет сопровождать Эльгу в места, столь густо усыпанные цветом столичного общества, а в покои ее маркиз не заглядывал. До этого дня.

— Вы уверены? — спросил он, поддевая отполированными ногтями бархатную крышку.