Помни обо мне

Оклик Эльги перехватил меня на полпути от моего рабочего платья — письмо было спрятано в потайном кармане — к столику и чашке с наверняка остывшим травяным отваром. Будь мы одни, я сперва выпила бы лекарство. Но в покоях, помимо меня и сестры Марии-Луизы, находились еще адельфи Анна, дочь королевского постельничего, и адельфи Атанаис, наследница серебряных копей Ларредо, а потому я развернулась, подошла к зеркалу и сделала книксен.

— Ваше Высочество?

— Вот, — Эльга поспешно протянула мне колье.

Серебро и крупные с ноготь бусины соколиного глаза.

— Что Ваше Высочество желает сделать с этим?

— Мое высочество, — сказала Эльга явно довольная собственным остроумием, — желает, чтобы ты это надела. И… Твои волосы. Сделай с ними что-то более… торжественное.

— Благодарю вас.

Я с поклоном приняла ожерелье и поспешила исполнить пожелание ее требовательного высочества прежде, чем она расскажет, как именно должно выглядеть на моей голове это что-то более торжественное. Не все прически сочетались с кайсанскими шпильками.

И уже ступив вслед за дамами в сияющий, многоцветный, шумный зал, который, ко всему прочему еще и благоухал, словно парфюмерная лавка, я вспомнила об отваре. Том самом, от головной боли, так и оставшемся на столике в покоях принцессы.

Святая Интруна, дай мне сил пережить этот вечер.

И никого при этом не убить.

Глава 32

Время тянулось отвратительно долго, оседая на золотых ветвях канделябров слезами белого воска. Плакали виолы и лютни — традиция предписывает высокой любви быть непременно несчастной, безответной, напоенной мукой души и кровью страдающего сердца. Глубоко вздыхали дамы, спеша показать тонкость вкуса и белизну по вечернему открытой груди. Сверкали драгоценности. Слуги безмолвными тенями скользили между яркими, словно бабочки, придворными, предлагая тонкостенные бокалы с игристым вином. И судя по глазам некоторых благородных адельфосов и адельфи, дело не обошлось без нефритовой пыли.

Меня замечали. На миг достаточный, чтобы оценить скромность моего пусть шелкового, но темно-серого, почти черного платья. Лишенное самоцветных камней, серебряного кружева или изысканной вышивки, оно не только подчеркивало великолепие наряда Эльги, но и давало понять: особа, носящая это, не стоит внимания. Даже ожерелье не спасало. Куда ему было старого золота фамильных драгоценностей, сияния шедевров энна Шаберье и работ других, пусть и не таких знаменитых, столичных ювелиров.

Зато во время выступления Эльги в зале сидели лишь двое: Его Величество Хильдерик и я. И пусть мне досталось не кресло с высокой спинкой, резными подлокотниками и обивкой из золотой тафты, а скромная скамья. Пусть все присутствовавшие делали вид, что лютня за спиной Ее Высочества играет сама по себе, сидеть в присутствии короля было… Приятно.

Я встала, когда Эльга закончила. Под громкие и совершенно заслуженные апплодисменты она опустилась на позолоченный пуф рядом с королем, а на сцену поднялась адельфи Анна. За ней — адельфи Атанаис… И даже баронесса Руан исполнила — вполне пристойно — старую южную песню. Оплакивая потерянных в море, она то прижимала руки к, пожалуй, чересчур смелому декольте, то протягивала их к зрителям… Точнее — до чего ж целеустремленная женщина — к Дарьену.

Нужно ли говорить, что это усилило мою без того цветущую раздражительность?

Свечи прогорели наполовину, когда распорядитель торжеств объявил первый танец. Королевское кресло перенесли на сцену, Эльга приняла руку брата и гордая встала впереди собирающихся пар.

— Хочешь, я тебя умыкну?

Дарьен подкрался незаметно. Почти.

— Не понимаю, что заставило вашу светлость подумать о таком, — ответила я тихо не поворачивая головы.

Во-первых, чтобы не выдать наше знакомство, а во-вторых, мне действительно было интересно понаблюдать за танцующими. Ведь Его Величество, очевидно, желая, чтобы подданные смогли размять затекшие от долгого стояния ноги, решил начать с вольты.

— Иногда ты смотрела на них, как на свою вышивку, — в тихом голосе Дарьена дрожал смех.

Конечно, сейчас он знал меня лучше, чем кто-либо, но даже это не оправдание.

Соберись, Алана. Нужно держать лицо.

— Так что, сбежим? — невесомое прикосновения к ребру ладони отозвалось теплой волной.

Я наслаждалась им три спасительных вздоха, после чего отняла руку и, чуть повернув голову, улыбнулась самым краешком губ.

— Нельзя. Ее Высочество ждет обещанного вами танца.

Дарьен вздохнул.

— Точнее, трех, если мне не изменяет память.

— Не знаю, что не меня нашло, — тихо проворчал он.

— Мы все радеем о нуждах государства.

Ответом стала едва различимая, но наверняка неприличная фраза на языке Рассветных островов.

А мне хотелось сбежать. Подальше от суеты, музыки, дрожащего пламени свечей, тяжелого флера ароматов и взглядов, что рыболовными крючками застревали под кожей. Но я стояла. Держала маленькую сумочку — несколько шелковых платков, флакончик нюхательных солей — и роскошный веер. А чуть позже и бокал Ее Высочества — не ждать же, когда мимо пройдет слуга. Это оправдывало присутствие в благородном обществе особы столь незначительной. Меня.