Помни обо мне

Тем забавнее было по возвращении угодить на второе действие этого пошлого балета. Вновь улыбки и дрожание вееров, томные взгляды из-под полуопущенных ресниц, якобы невольный трепет пальцев в его руке и нарочито веселый смех. Особенно старалась Оннет. Наверное, именно за скверную игру он ее и выбрал. А еще за глаза, голубые, как тевменские топазы. Надо будет по возвращении все же подарить ей то ожерелье. И попрощаться.

Жаль он не додумался расспросить Хильдерика об Алане. Что-то, не связанное с ее навыками и несколькими поручениями, которые она, сама того не подозревая, выполняла для покойного графа Маршаль. Старик Фабьен, пусть его чаша в чертогах Всеотеца всегда будет полной, всегда отличался изобретательностью. И довольно необычными представлениями о меньшем из зол. А теперь, чего уж сожалеть? Лучше присмотреться повнимательнее.

И Дарьен присматривался, благо путешествие было спокойным, как прогулка на пони по дворцовому парку. Эта королевская дорога соединяла столицу с Сан-Мишель, крупнейшим портом севера, и была одной из первых, что, после подписания мирного договора с Касталией, брат вычистил от всякого сброда. Сейчас о старый, обласканный солнцем, камень стирались подошвы деревянных крестьянских башмаков, монашеских сандалий, сапог и изредка туфель и туфелек благородных адельфосов и адельфи. Тянулись вдоль обочин телеги и купеческие обозы, летели стрелой верховые, вальяжно двигались кареты и над всем этим висел крепкий дух прогретых солнцем конских яблок. Экипаж аббатисы пропускали безвозбранно, пошлин за пользование дорогой не взимали, и Дарьен надеялся, что вот так размеренно и спокойно, если не учитывать происшествия с виконтом Эрьвью, и пройдет вояж до столицы.

— Ось полетела, — Ук потер подбородок в клочках жидкой пегой бороденки и сплюнул под ноги. — Кузнец надо.

Дарьен тихо выругался. Посмотрел на предательницу дорогу, лесок, дававший редкую тень, луг с серыми пятнами овец и взрезающие синеву каменную башню.

— Замок чей?

— Барона Мален, — сплюнул спешившийся Кодр, — отсюда и до излучины реки их земли.

Имя оказалось незнакомым, впрочем за время регентства Гизельды, в “Метрике благородных семей Арморетты” появилось много новых имен. Особенно когда она начала продавать должности и жаловать, не безвозмездно, чиновникам баронские титулы. Хильдерик сказал, южане были в бешенстве.

— Что говорят? О бароне?

Кодр хмыкнул, вытащил изо рта пожеванную травинку и задумчиво покрутил ее между большим и безымянным пальцами правой руки. Среднего он, как и многие лучники его сотни, лишился под Байи. Не повезло, попал в плен, когда войска Арморетты в очередной и последний раз сдали приграничную крепость.

— Смотря кто говорит, — многозначительно хмыкнул ветеран. — Покойную баронессу в обители часто видели. Ездила, молилась, дары возила богатые. Вот только чтоб медяшку лишнюю конюшим бросить, так нет. И лошади у нее получше слуг выглядели. А как по завещанию на монастырском кладбище упокоилась, все, тишина, словно и нет в соседях семьи Мален.

Дарьен перехватил его острый, как наконечник доброй боевой стрелы, взгляд поблагодарил быстрым кивком и, прикидывая расстояние до замка, повернулся к кучеру.

— Карета до замка дотянет?

— Только ежели порожней, ваш милость. И то, полего-о-онечку.

Верховых лошадей было две, упряжные под седло не годились, да и лишних седел Дарьен как-то не захватил. Хотя тут недалеко, а значит…

— Я с дамами возьму верховых и поеду вперед, а вы с каретой за нами, — он хмыкнул, представляя себе эту процессию, — полегонечку.

— Как прикажте, ваш милость, — кайсанским болванчиком закивал Ук.

А в единственном глазу Кодра мелькнуло выражение, которого Дарьен не понял, пока не попытался уговорить дам на верховую прогулку. Вдвоем на одной лошади. Точнее, он рассчитывал перебраться (наконец-то!) на Ветра и взять в седло крестную, а этого осла в лошадином обличье вернуть Алане. Эльга поехала бы с ней.

Хороший же план? Был.