Помни время шипов

28 апреля. Наша часть окопалась на возвышенности, и ждет приказа к атаке. Тем не менее, она должна произойти только завтра, как только артиллерия сможет осуществить необходимую артподготовку. У нас есть еще несколько часов времени. Перед нами лежит деревня, которая занята советскими войсками. Ветер иногда доносит к нам обрывки слов и крики. Иван празднует свою победу, как так часто в течение этих дней. Они грабят запасы местных жителей и насилуют женщин, которые остались в деревне. Как часто к нам на позиции доносились крики жертв. В большинстве случаев нам ничего другого не остается, кроме как только скрипеть зубами или извергать проклятия.

Временный перерыв между боями и уже теплое апрельское солнце дают нескольким солдатам повод раздеться до пояса и проверить свои рубашки в поиске наших мучителей, вшей. Они с наступлением тепла снова стали активнее. Наш командир, обер-лейтенант, с нами на позиции и что-то вырезает на палке, которую он уже при отступлении через русскую грязь всегда нес с собой. Это тот человек, который снова и снова поднимает наш дух и воодушевляет на успехи в боях. Мы никогда еще не испытывали к какому-либо офицеру большего доверия, чем к нему, и никогда еще у меня не было к кому-то из офицеров лучшего отношения, чем к нему.

И он действительно хорошо чувствовал себя в моем пулеметном гнезде, и иногда в спокойные дни между боями предлагал мне посоревноваться с ним в стрельбе из пулемета. Смысл соревнования состоял в том, чтобы точно поразить особенно далекую цель. Он сам был хорошим стрелком, но если я порой оказывался лучше, он всегда награждал меня одной и той же фразой: – Старый грязный кабан, ты снова обыграл меня!

Слово «грязный кабан» (Saub"ar, буквально домашний некастрированный кабан-производитель – прим. перев.) было грубым швабским выражением, которое он часто использовал. Однако в его устах оно звучало скорее как комплимент. Самым удивительным было то, что он, настоящий принц, потомок древнего швабского княжеского рода, никогда не предъявлял таких претензий, к каким мы обычно привыкли с другими офицерами. Если кто-то из чистого подхалимства пытался поджарить для него дополнительную порцию колбасы, он мог порядком разозлиться. Его глаза, в которых всегда присутствовало выражение некоторого плутовства, тогда начинали весьма сердито сверкать за стеклами его очков в золотой оправе. С тех пор как наш обер-лейтенант возглавил эскадрон, даже в нас, «стариках», уже уставших от многочисленных боев воинах, снова появился новый боевой дух. Как раз за последние тяжелые недели в Румынии он благодаря своему уравновешенному характеру и уверенности в себе давал нам силу и желание для того, чтобы всегда с успехом выдерживать бои. В наступлении он всегда был впереди своих солдат, и я знаю, что каждый из нас был готов пойти за ним в огонь и в воду. Однако он часто казался нам слишком легкомысленным. Так, даже во время мощных артиллерийских или минометных обстрелов я никогда не видел его в каске. Поверх темных, немного вьющихся волос он постоянно носит легкое офицерское кепи, которое всегда придает ему задорный, лихой вид. Несмотря на то, что наш обер-лейтенант уже несколько раз был ранен, он, как и все мы, верит, что непременно останется жив. И так как ему посчастливилось выйти живым и невредимым из множества опасных ситуаций, он был для нас почти символом неуязвимости. Потому для нас стало очень тяжелым потрясением, когда во время одной из атак осколок вражеского снаряда жестоко оборвал жизнь этого незаменимого человека, который мог служить примером для всех нас.

Чтобы не описывать сейчас его смерть и не забегать вперед, я лучше опишу все в правильной последовательности и вернусь в тот день, когда мы при великолепной весенней погоде находились на позициях перед румынской деревней, и загорали под весенним солнцем. Хотя в деревне не было видно никаких движений врага, мы знали, что она уже занята советскими войсками.

Все выглядит спокойно, почти безмятежно. Весеннее солнце греет молодую зеленую траву возле наших окопов. Солнце нагоняет на нас усталость и лень, и я немного дремлю на краю окопа и смотрю на нашего командира, который сидит на земле рядом с одиночным окопом в низине и вырезает новый орнамент на своей палке. Все солдаты на позиции наслаждаются солнцем и полной спокойствия вялостью во время этой передышки на жестокой войне. Ни один выстрел не разрывает прозрачный воздух. Только время от времени громкий, пьяный крик или резкий вопль румынской женщины сообщает нам, что Иван в деревне.