Помнят польские паны. Прелюдия

— Вот именно, что школьника, который пока ещё даже не предполагает, как сложится его жизнь. Он пишет такое, что в голове не укладывается. Например, то, что на нас в июне 1941 года напала Германия, и её войска дошли до Москвы, Сталинграда и Кавказа. Германия, половина территории которой ныне оккупировано Польшей и Францией, а на второй половине население пребывает в нищете. Напала после того, как захватила Австрию, Чехословакию, Польшу, Югославию, Норвегию, Грецию, Данию, Голландию, Бельгию и разгромила Францию, оккупировав две трети её территории. Ты выяснял, кто такой этот Адольф Гитлер, которого он упоминает в связи с этим?

— Да, товарищ Сталин, — пришлось мне перейти на официальное обращение, видя, что глава партии сердится. — Неудачливый венский живописец, перед Империалистической войной перебравшийся в Германскую империю и с началом войны вступивший в германскую армию. Неплохо воевал на Западном фронте, был ранен, дослужился до ефрейтора. После войны вступил в малочисленную крайне националистическую партию неких Карла Харрера и Антон Дрекслера, вскоре переименованную в Национал-социалистическую партию Германии, которую он возглавил. В 1923 году устроил бунт в Мюнхене, известный как «Пивной путч» и в ходе его подавления погиб. По отзывам людей, видевших и слышавших его выступления, обладал прекрасными ораторскими способностями. Многие считают, что именно благодаря его эксцентричным выступлениям, партия быстро набирала популярность, пока не была запрещена после того самого путча. Люто ненавидел евреев и был помешен на чистоте «арийской крови», считая именно немцев прямыми потомками древних ариев.

— Погиб при подавлении путча… А как ты считаешь, если бы не погиб, то мог бы он со временем стать действительно популярным политиком?

Сложный вопрос. Но если верить тому, что написали подчинённые…

— Пожалуй, смог бы. Позиция его партии очень точно отражала настроения германских обывателей: унижение, которому подверглась Германия по итогам Версальского мира, незаслуженное, репарации и прочие ограничения чрезмерно суровы, в создавшемся бедственном положении немецкого народа виноваты внешние и внутренние враги — британцы, французы и евреи-финансисты и капиталисты, наживающиеся на народных страданиях.

— Значит, смог бы… Что ж, будем считать, что отправной точкой несовпадения истории нашего мира и мира этих людей из будущего могла стать смерть этого венского живописца. Но выяснять, правду ли они говорят, предстоит именно тебе, Лаврентий.

Да я, в общем-то, и не сомневался, поскольку именно мне этот самый полковник Бабушкин назначил встречу на окраине военного полигона близ этого самого села Чебаркуль, о котором я никогда не слышал до появления в моей приёмной лейтенанта Воскобойникова. Проявившего просто беспримерную наглость и напористость, требуя встречи с мной. И если уж сумел добиться этого, то сможет добиться и многого другого.

12

Старший лейтенант госбезопасности Воскобойников, 11 мая 1939 года

Даже не спрашивайте, как мне удалось прорваться на приём к народному комиссару внутренних дел! Такое исполнял, что самого оторопь взяла, когда появилась возможность вспомнить это. А появилась она только на третьи сутки, когда сотрудники центрального аппарата Наркомата дали мне возможность поспать вволю. А до этого — вопросы, вопросы, вопросы. Бесконечные вопросы, время от времени повторяющиеся в той или иной интерпретации. В основном, конечно, вполне доброжелательно относились, но была и пара «накатов» с криком и обвинениями в том, что я завербованный польской «Дефензивой» провокатор. Ну, это тоже понятно, я даже название такого приёма следствия знаю: «добрый и злой следователи». Кстати, обычно этот приём неплохо работает!

Поселили в какой-то квартире под охраной, дали возможность отмыться, побриться, бельишко постирать. А то я после поезда да трёх суток в камере… гм… пованивать уже начал, да и щетина красного командира вовсе не красит. Потом вместе с комиссаром государственной безопасности 1-го ранга товарищем Берией в Кремль отвезли, в приёмную самого товарища Сталина!

Правда, в кабинет нашего Вождя я так и не попал, всё время, пока товарищ Берия там находился, так на стульчике и просидел.

Оставшиеся дни до вылета в Челябинск тоже в той же квартире прожил. А накануне отлёта принесли мне приказ о присвоении очередного звания, старший лейтенант госбезопасности, и удостоверение инспектора Инспекторской группы при Первом заместителе наркома внутренних дел. Ну, и два комплекта петлиц, на гимнастёрку и на шинель, с уже приколотыми к ним положенными по уставу «шпалами».

Об одном только сожалею: толком Москву посмотреть не успел. Сначала в здание Наркомата с поезда торопился, а потом столицу только из окна автомобиля и видел. Ну, и в окошко самолёта, взлетавшего с Центрального аэродрома.