– Рад приветствовать тебя, самира Аделия, на благословенной земле Гирхустана, – тихо сказал жрец, и в его надломленном голосе мне послышался шорох пустыни и завывание самума.
– Здравствуйте, – вежливо сказала в ответ, понимая, что истерика ничего не даст. – Вы можете объяснить, почему меня похитили?
– Нет, самира, тебя не похитили. Когда все закончится, ты сможешь вернуться в Уэбстер, – спокойно сказал жрец. – Но сейчас мы просим тебя о помощи.
– Что закончится? Чего вы хотите?
Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие, но в душе все сильнее звенела тревога.
– Тебя выбрали духи. И ты можешь провести ритуал Аш-шавари, – ответил старик. – Мы думали, женщин из рода Ашту больше не осталось. Но твоя душа откликнулась на зов камня, и духи услышали тебя.
В памяти всплыл недавний сон, в котором в полной темноте пустыни со мной кто-то говорил на неизвестном языке. Правда, я тогда не поняла ни слова, а очнувшись, сразу же об этом забыла. А вот сейчас почему-то вспомнила.
– О каких жрицах вы говорите?
Голова все еще болела, и я поморщилась.
– Выпей, самира, – тихо сказал жрец и поднял с циновки кувшин. – Это уберет боль.
В усталых глазах жреца не было лжи. Я отпила глоток, решив, что глупо отказываться от воды, когда умираешь от жажды.
– Ты очень похожа на свою мать, – наблюдая за мной, с едва уловимой тоской сказал старик. – У Лиссандры были такие же глаза – зеленые, как вода в Сарнийском канале.
– Вы знали мою маму? Но откуда?
Я едва не поперхнулась.
– Она жила здесь, в Гирхе. Последняя жрица из рода Ашту. Единственная женщина из жрецов ритуала. Когда она исчезла, ходили слухи, что ее убили люди наместника, но я не верил. Духи говорили, что она жива и вернется, чтобы провести следующий ритуал. И я ждал. Все эти годы ждал. А потом потерял веру. И пришла ты. Ее продолжение.
Старик грустно улыбнулся и коснулся моей щеки своими сухими пальцами.
– Мне кажется, вы ошиблись и говорите о ком-то другом. Моя мама не могла быть жрицей, у нее даже магии не было. И потом, она никогда не бывала в Гирхе.
– Магию Ория невозможно почувствовать непосвященным.
На губах старика мелькнула бледная улыбка. Опровергать мои слова о том, что мама не бывала в Гирхе, он не стал. Вместо этого пристально посмотрел на меня и сказал:
– Род Ашту всегда славился своими дочерями, нежными и прекрасными, но при этом сильными духом. В них горел огонь Двуликого. И в те времена, когда драконы жили среди людей, только девы из рода Ашту могли стать для двуипостасных парой. Яркой и пламенной. Чистым необузданным огнем.
– Ну, это точно не про мою матушку.
Я с сомнением посмотрела на жреца. Мама всегда была скромной и незаметной. Она даже голос никогда не повышала, а тут – сила, огонь, драконы…
– Смотри, – медленно подняв руку, сказал старик.
Над барханами пронесся легкий ветерок. Он ласково коснулся песчаных изгибов, чуть усилился, а потом резким порывом поднял в воздух тучу песка, из которого сложилась женская фигура. Она медленно повернулась ко мне, и я замерла, не в силах поверить в то, что вижу. Мама – совсем такая, какой я ее помнила, и в то же время другая – смотрела на меня своими зелеными глазами и улыбалась удивительно нежно и ласково, отчего по моим щекам сами собой потекли слезы. В первый момент я не осознала, что одета она в белую одежду, напоминающую арайи гирхских женщин, и что на лбу у нее светится серебряный обруч. Как и не сразу заметила золотые браслеты на тонких обнаженных руках. И лишь спустя время поняла, что волосы, которые мама всегда собирала в строгую прическу, сейчас свободно лежат на плечах, и ветер ласково играет с каштановыми локонами.
– Матушка…
Уронив кувшин, я шагнула вперед и протянула руку, надеясь коснуться тонких, унизанных кольцами пальцев. Но стоило только приблизиться к видению, как оно тут же рассыпалось тысячью песчинок и исчезло, а жрец захрипел и без сил опустился на циновку.
– Вам плохо?
Очнувшись, я кинулась к нему, не замечая бегущих по щекам слез.
– Делиться воспоминаниями с пустыней всегда непросто, – отдышавшись, ответил старик. – Пески забирают силу в качестве платы.
– Выходит, я видела ваши воспоминания?
– Да. Именно такой была Лиссандра двадцать лет назад. За несколько дней до своего исчезновения. Мы с ней тогда встречались в последний раз. Я уехал на восток, помогать раненым братьям, а она…
Жрец не договорил.
– Это из-за гонений?
– В Ашварон пришли военные. Храм разрушили, статую Двуликого разбили, жрецов казнили. Все считали, что среди них была и Лиссандра. Она тогда заняла место своей матери, которую за неделю до этого убили солдаты короля.
Старик тяжело вздохнул и посмотрел вдаль. А я глядела на него и не могла отделаться от мысли, что жрец рассказывает не о моей маме, а о ком-то другом.
– Род Ашту никогда не был многочисленным, – продолжил Араим. – И обычно старшая из женщин по достижении ста лет передавала жреческий посох своей дочери. Фариссе – твоей бабке – было всего пятьдесят, когда она погибла. И Лиссандре пришлось слишком рано взять на себя ее обязанности. И, к несчастью, совсем ненадолго.