Понаехали!

Он не сразу их вычислил, занятый попыткой понять, что происходит, а заодно уж помощью, которая заключалась в том, чтобы подавать склянки.

Амвросий Ульянович сам пробивал белоснежную кожу.

Сам собирал кровь.

А вот ранки, крохотные совсем, позволял заращивать уже Аверсину.

…девицы шли.

Боярыни наблюдали. Молча. Они и не шевелились то, кроме… той, что держалась где-то рядом. Знакомая сила, теплая, напоминавшая о том лесе, где Никита то ли перестал собою быть, то ли наоборот, к себе вернулся.

Не стоит отвлекаться.

Если ведьма здесь… дышать стало легче. И Никита позволил себе, нет, не отвлечься, но просто… еще немного посмотреть, попытаться понять, что же с ними… не со всеми. Вон та женщина с темными вишневыми глазами явно утомилась представлением и с трудом скрывает зевоту, хотя прочим зевать не позволено. Другая, полнотелая грузная боярыня, качает головой, недовольство проявляя.

Что-то выговаривает.

Руки Никиты действуют сами. Вынимают фиал, подают, убирают запечатанный, чтобы извлечь другой…

…узколицая боярыня с резкими чертами лица сидит на самом краю, то ли худородна, то ли провинилась в чем. И ничем-то от прочих она не отличалась. Разве что…

Жадностью взгляда.

И насмешкой, что тронула губы.

— Больно, — капризно заявила боярская дочь, стрельнув взглядом на Аверсина, который поспешил утешить красавицу, мол, боль ничто…

…а вот улыбка боярыни стала больше на оскал похожа.

— Никита! — наставник повысил голос, заставив очнуться.

— Извините, я… немного растерялся, — Никита вжал голову в плечи, надеясь, что выглядит в достаточной мере жалко и убедительно. — Больше не повторится…

…их было не так и много, боярских дочерей, прекрасных ликом, нарядных да румяных.

Не тронутых паутиной.

И это что-то да значило.

— Вот так, — Аверсин коснулся очередного запясться, срастив рану.

— Государыня… — обратился Амвросий Ульянович к царице. — Ныне же вечером…

— Погодите, — государыня подняла руку, тяжко, будто руку это привязывали к креслу незримые нити. — Вы не завершили работу.

— Но…

— Я желаю убедиться, что все невесты здоровы, — она чуть склонила голову, и Никите показалось, что еще немного и она тоже… увидит?

— Но стоит ли тратить силы и время на тех, кто… не достоин того, чтобы тратить силы и время, — кажется, Амвросий Ульянович несколько смутился, если позволил себе некрасивую речь. — Сколь знаю, боги были милостивы и к девушкам простого происхождения, но… это же очевидно…

— Что очевидно?

— Что ваш сын мудр не по годам. И понимает, чего от него ждут.

Та темноглазая боярыня стиснула зубы.

— Он выберет правильную невесту, а я…

— Исполните свой долг, — произнесла царица. — Или… пусть ваши ученики исполнят, если уж на то пошло. И вправду, к чему вас задерживать?

Она коснулась пальцами виска.

— Тем паче, что, сколь знаю, вы заняты… они ведь смогут?

— Безусловно, — а тварь обрадовалась. Вот взяла и обрадовалась, причем несказанно. — Эти молодые люди талантливы. И с делом справятся. Я только… погодите.

Из кофра появилась еще одна шкатулка.

— Кровь собирать сюда. И постарайтесь не перепутать.

…интересно, почему он не подписывает склянки? И имен у девиц не спрашивает. Он просто берет эту треклятую кровь, будто… будто только в ней и смысл.

— Так будет чудесно… просто чудесно… — Амвросий Ульянович потер руками. И дрожащими от возбуждения пальцами шкатулку прикрыл. И попятился к выходу. — Прошу простить… очень… я тотчас проведу исследование. И…

Боярыня прикрыла глаза.

Царица кивнула.

Махнула рукой, велев:

— Зовите…

…и все началось снова. Разве что теперь Никита сам и надрезы делал, и кровь собирал. И раны бы зарастил, но дар его вновь не откликнулся.

Он, этот дар, был.

Он горел внутри, и жар с каждой минутой лишь крепчал, но…

Глава 53 В которой происходит колдовство и заключаются договора

…интересно, когда лысые умывают лицо, как далеко они заходят?

Вопрос, который мучил боярина Нехлюдова до тех пор, пока он на собственном опыте не сумел отыскать ответ.

…кого Аглая совершенно не ожидала увидеть здесь, так это Дурбина.

А он был.

Стоял подле столика. И выглядел таким уставшим, таким несчастным, что сердце сжалось от боли.

— Хахаль? — поинтересовался Мишанька, ревниво прищурившись. — И меня ты променяла вот на это? Знаешь, обидно даже…

— Не променяла, — тихо сказала Аглая, понимая, что звучит это совершенно неубедительно, а еще она, кажется, краснеет. Так вот сильно-сильно, будто и вправду виновата. — Он… хороший человек. Достойный. И ты зря думаешь… я… я наверное, больше замуж не выйду.

— И я вот подумал, что холостым, оно как-то безопаснее жить, что ли.

Почему-то стало обидно. Получается, это она, Аглая, сделала так, что теперь Мишанька жениться не хочет. Неужто она была настолько отвратительной женой?

И спросить не спросишь.

И…