Понаехали!

В Китеже и без женихов было, чем заняться, пока этот вот не влез. Стоит, сопит упрямо, с ноги на ногу переминается, а на Лику не смотрит. И рученьки её не выпускает, будто чует, что рученькою этой она бы его и приложила.

Сугубо для вразумления.

Матушка, конечно, говаривала, что мужчин вразумлять надобно ласкою, едой хорошей и терпением, но терпения у Лики никогда-то не было, равно как и ласки, а в чудодейственную силу свекольника верилось слабо. Да и где ты этот свекольник посеред палат царских сыщешь-то?

— Вы… — царица глазоньки-то прикрыла, небось, желая этаких невест развидеть. Рядом запыхала по-медвежьи Баська, которую тоже держали крепко. Маланька лишь вздохнула тихо-тихо. — Вы…

— Матушка, — заговорил вновь Славка и так, спокойно, — выбор сделан и… поверь, его благословили свыше.

И наверх поглядел.

Лика от тоже поглядела, но ничего-то, кроме веток древесных, в потолок уходящих, не увидела. Оно-то еще подумалось как-то, что уж больно хорошо лес с палатами сроднился.

Красиво вышло.

— Если выше, то чего уж тут… — царица махнула рукой. — Будет вам мое благословение и… не надобно бояться, милая.

— Я не боюсь, — сказала Лика, хотя заробела. Не каждый день перед царицей стоит, да еще вот… — Я замуж не хочу!

— А кто туда хочет-то? — вздохнула царица и, устремивши взгляд на сына, велела: — Рассказывай. Что ты там…

— Все сошлось! Понимаете?

— Нет, — буркнул тот из царевичей, который побольше и поширше прочих был. — Ты нормально объясняй, умник…

Ишь ты… Лика нахмурилась.

Может, замуж она и не собиралась, но это еще не значит, что Лика позволит обижать своего… жениха кому-то. Даже брату.

Братья, если подумать, не такие пакостливые, как сестры…

…матушка, как узнает, обрадуется. Небось, сестер-то после того, как Лика за царевича пойдет, так мигом со двора умчат…

…и отступиться Лике не позволят.

— Извините… так вот, наш предок… он был женат дважды! Этот факт тщательно скрывался, как понимаю. Сперва, чтобы не обидеть вторую его жену, которая происходила из княжеского рода. Потом уже в силу привычки. А может, затем, чтобы скрыть, кем была первая его супруга.

— Дай догадаюсь, ведьмой? — сказала ведьма.

— Ведьмой, это да… это общепринятое мнение. И правильное. Но не только ведьмой! Она происходила из водяного народа. Тут вообще многое запуталось. Думаю, отчасти образы двух цариц слились воедино, образовав некий, весьма усредненный.

Теперь Славка говорил жарко и так, что хотелось слушать. Лика и слушала. И руку больше высвободить не пыталась. Оно-то… замуж не хотелось все одно, но если подумать, то… он милый.

И умный.

И… и не горделивый. На кухню, опять же, дорогу знает, а там вовсе за своего.

— Так вот, если исходить из исторических фактов, то сперва не было никаких царей, но был княжич древнего рода, сосланный в Китеж. И ведьма, которая тут пряталась, — Славка принялся расхаживать перед царицей, и Лику за собой потянул. — Они встретились. Влюбились.

И на Лику посмотрел.

А что Лика? Может, там в древности кто-то и влюбился, а она пока совсем даже не влюбленная. Ну… может, он ей самую малость нравится, но это же ж еще не повод!

Влюбленные, тоже сказать.

— Она не просто сумела обернуть силу его, преумноживши во много раз, но и достичь того единства, которое, как пишут в летописях «сила стала словом». Вот… именно она заставила воды разлиться, сотворила Ильмень-озеро, что поглотило все-то хазарское войско. Ну а после уже и царство стало… вот… от их брака родился лишь один сын…

— И этого ублюдка он выбрал наследником… — этот тихий голос заставил деревья задрожать, а царевичей обернуться.

Тот, здоровый, положил руку на меч.

Царица поднялась.

Ведьма… ведьма руки на груди скрестила.

— Стало быть, в этом дело? В замшелых обидах?

— Что ты знаешь об обидах, женщина, — произнесла боярыня в темном платье, которое гляделось бы бедным, когда б не было пошито из ткани переливчатой. Вот и казалось то ли черным, то ли в прозелень, то ли даже в синеву.

— Наверное, ничего, — согласилась ведьма.

Стася… чуяла, что все, чему суждено бы случиться, произойдет здесь, во дворце, который, к счастью, еще держался, не спеша рассыпаться под напором леса. Правда, и лес вел себя прилично. Дерева не росли, не ширились, но стояли, будто так и должно.

Разве что одно стену проломило.

Вот в пролом она и вошла.

По-хозяйски. И сразу стало видно, что женщина сия — именно та, кто все и задумал. Бледное узкое лицо, некрасивое по местным меркам, со ртом красным, точно кровью измазанным.

А вот там, в Стасином мире, оценили бы, что худобу, что эту вот бледность, когда кожа кажется почти прозрачною. Что острые скулы, нос точеный.

И рот.

Рот точно оценили бы.

Это лицо так и просилось на обложку. Вот только женщина вряд ли догадывалась о том.

— Когда-то давным-давно… когда-то тот, кого вы именуете царем, кому поклоняетесь, хотя его-то заслуги ни в чем не было, — она говорила медленно, точно зная, что люди, собравшиеся тут, выслушают.

Куда им деваться-то?