Понаехали!

И кровь, смешавшись с кровью, потемнела. А потом обернулась прахом. И ветерок, которого вот еще не было, закружил его, поднял к самому потолку, чтобы оттуда уронить… оно, конечно, не розовые лепестки, но какой обряд, такое и сопровождение.

А знаки исчезли.

Будто и не было.

И судорожно резко выдохнул князь. Сама Стася тоже вот выдохнула, потому как совсем даже не была уверена в том, что из задумки этой хоть что-то да получится.

А оно взяло и…

— Брат… — задумчиво повторил Радожский и руку погладил. — Старший…

— Чего это старший?

Что-то этот тон совершенно Стасе не понравился, как и взгляд. Сразу мысль мелькнула, что со спасением она слегка поспешила.

— А потому что брат, — он поглядел этак, насмешливо. — Ныне я старший в роду, а стало быть…

Стася скрестила руки.

— …я несу ответственность и за сестру, и за честь родовую и…

Евдоким Афанасьевич, кажется, расхохотался. И дом отозвался на этот смех порывом ветра, распахнувшим узорчатые окна. Где-то внизу хлопнула дверь, то ли впуская гостей, то ли выпуская…

— В козла превращу, — тихо сказала Стася, оборвав речь, в которой сказывалось, как она, Стася, неосмотрительно эту самую родовую честь позорит, позволяя себе вольности.

— Почему в козла? — удивился Радожский.

— Могу в козу.

— В козу не надо!

— А в козла?

— Я же серьезно!

— И я серьезно, — спасаешь их тут себе на голову, а в ответ никакой благодарности.

— Скажи своему ведьмаку, чтобы сватался, — Радожский был хмур. В козла обращаться ему не хотелось. Это вот с волками если, то как-то даже… благородно что ли, романтично. А от козла какая романтика. — По-человечески. Или… лучше я сам.

Развернулся на пятках и гордым чеканным шагом направился к двери, которую открыл Ежи.

— Не подерутся? — осведомилась Стася на всякий случай.

— Всенепременно, — Евдоким Афанасьевич выступил из стены. — И не раз. Но оно полезнее, пусть лучше так воюют, чем за спиною друг другу козни строить.

Недовольным дух вовсе не выглядел.

Скорее даже наоборот.

— Не думала, что получится… Ежи просто, когда сказал о сути, что тот… который был вашим зятем… он желал даже не единения, а полностью получить силу Радожских, а уже для этого и единение нужно было… сложно это все.

— Сложно.

— И дальше просто не будет? — спрашивала так, уже зная ответ наперед.

Пусть нет больше зачарованного войска, и спокойны ныне воды Ильмень-озера. Пусть ведьмы притихли, пытаясь совладать то ли с силами, то ли с грядущими реформами, а маги тоже притихли, ибо число их несколько убавилось: сыскались и средь них заговорщики.

Исчез в небытие законный наследник Волковых.

А род Тамановых был отправлен в далекий Северный предел, который получил в свое владение. Пусть… многое изменилось, но многое осталось прежним.

— Не будет, — сама себе ответила Стася и Беса погладила, который ныне был по-кошачьи тих и к ласке равнодушен. Даже глаза не открыл. — Но… может, и к лучшему?

Ведьма сидела в саду и тонкой веткой с пучком листьев на конце дразнила кота. Кот делал вид, что дразнится, и время от времени лениво взмахивал лапой. Когтей не выпускал, да и глаза приоткрывал редко, лишь когда листья касались пышной шерсти его.

— Свататься пришел? — спросила ведьма, сощурившись. И сделалась донельзя на кота своего похожа.

…ныне еще троих забрали. Тоже ведьмочки, из молодых, которые подошли, вроде как гуляючи, к забору, да стали цветы разглядывать. Благо, одичалая роза цвела на диво пышно. Вот и любовались.

Часа два.

А там, из кустов, и выбралась сперва длинная, что вобла, кошка какого-то рыже-рыжего окраса, а за нею и два кота с круглыми мордами. В общем, с прибытком ушли.

Надо полагать, завтра ответные подарки отправят.

Странный обычай.

И не обычай даже, но… как-то так получалось вот.

— Поговорить, — смутившись, сказал Ежи. — Если… ты не возражаешь.

— А свататься?

— Сперва поговорить.

Наверное, можно было бы промолчать. В конце концов, Подольский жив, и супруга его, о которой Ежи справился осторожно, через знакомого, вполне неплохо себя чувствует.

Не в Китеже они, в Новом городе, куда Стася, если подумать, вряд ли когда загляден. А заглянувши… но не шли из головы слова Подольского. Да и вовсе… нечестно молчать.

— Тогда ладно, — она ветку отложила и встала. — Пойдем, погуляем, что ли?

— Пойдем, — согласился Ежи.

И Стася сама взяла его под руку.

— Гадость скажешь? — она и заговорила первой, не дождавшись, когда он подберет нужные слова. И правильно. Молчание затягивалось, слова не подбирались.

Как вообще говорить о таком?

— У меня есть ребенок. То есть… будет. Скорее всего, если все в порядке… надеюсь, что все в порядке, — Ежи сказал, как выдохнул. — Дурная история… и я обещался молчать. Я бы молчал, но… мало ли оно. Тайны в таких делах…

— Имеют обыкновение переставать быть тайнами в самый неподходящий момент?

— Именно… там… глупо получилось. Я не собирался заводить детей… и… просто… — почему-то рассказать вышло, пусть и сбивчиво.

Неловкая ситуация.

Некрасивая.

И чувствует себя Ежи совсем погано, хотя, если подумать, то особой вины за ним нет. Он ведь…

— Спасибо, — первой опять заговорила Анастасия.

— За что?