Понаехали!

Был он невелик, как-то весь округл, щекаст и окраса странного, не то серого, не то сизого, с голубым отливом.

— Я почти спокоен, — князь откинул голову, но глаз открывать не стал. — И я тебя ненавижу.

— Ты мне тоже не нравишься, — Ежи решил быть искренним.

— Я-то ладно… а ведьма… знаешь, начинаю подозревать, что даже если мы поженимся, то… смысл?

— В женитьбе?

— Да во всем этом… — он вяло махнул рукой, и ладонь упала, накрывая звереныша, который заурчал еще громче, хотя, казалось бы, куда уж громче. — Вот смотри… дотяну я её до храма. Нас обвенчают. А дальше?

— Дальше?

— Жить нам как? Она меня возненавидит. Я её… тут и проклятья не нужно, сами друг друга поубиваем. Кроме того…

— Жениться ты не хочешь.

— Не хочу, — кажется, искренним быть пожелал не только Ежи.

Котенок, перевернувшись на спину, обхватил лапами ладонь человека и урчание перешло в рычание. А когти пробили кожу, но князь будто того и не заметил.

— Я в последнее время только и думаю, что смысла бороться нет. Когда это вот очнулось, тогда все казалось простым. Понятным. Поехать. Призвать к ответу. Жениться. Снять проклятье и… по обстоятельствам.

— Каким?

— Думал развестись. Или отдельное проживание выправить, чтобы я ей не мешал, а она мне. Правда… все равно дерьмо вышло бы. И так, и этак… и куда ни плюнь. Чем дальше, тем больше хочется учинить что-нибудь этакое, чтобы…

— Героической смертью?

— Вот-вот. Понимаешь.

— Понимаю. Не спеши.

— Думаешь, что-то получится? Даже если… кто поверит?

— Ты про Горыню?

Князь дернулся и хотел было ответить что-то резкое, злое, но потом лишь рукой махнул, вроде бы как не его, Ежи, дело.

Может, и не его.

Но…

…в старой библиотеке нашлось множество книг, которых, как Ежи подозревал, и в Университете не было. Или были, но не про его, Ежи, душу. Вот только пока в этом множестве, в котором и с помощью Евдокима Афанасьевича разобраться было сложно, он не находил нужного.

Как и в темной ведьмачьей книге.

В ней о проклятьях писалось, конечно, обо всяких, и малых, легких, которые порой случаются и у обыкновенного человека наслать, ежели он с душою, и о темных, смертных. И о тех, что требовали крови, прорастая на ней не только в проклинаемого, но и во всех, кому не посчастливилось подле него быть.

Проклятья…

…способы наложения.

Ритуалы.

Обряды.

Запретная сила. И сила опасная, с которой совладать можно, да только цену свою она возьмет и немалую.

…и о снятии тоже было, да только способы, в книге описанные, не подходили.

Не выживет Радожский.

Хотя Ежи подозревал, что стоит князю узнать, что способ имеется, он рискнет. Поэтому и помалкивал пока… успеется помереть героической смертью.

— Ты… ничего необычного не заметил? — меж тем князь решивши закрыть одну неприятную тему, другой коснулся, а руку у кошака забирать не стал.

— Кроме божественного благословения?

— Вот именно… вот именно… скажи, что ты ощутил, когда… — князь все-таки переложил котенка и осторожно щелкнул того по носу. — Когда камень загорелся.

— Жарко стало.

— Жарко, — согласился Радожский, щурясь.

— Но может, просто на солнце перегрелся. Весь день стояли же, — получилось, будто Ежи жалуется. И да, ноги гудят, голова тоже, то ли от людей с их мыслями, то ли от жары, то ли от этого вот божественного благословения, от которого в организме свербение случилось.

— Всего камень вспыхивал четырнадцать раз, — Радожский провел пальцем по кошачьему хребту. — Вредный какой…

— Камень?

— Кот.

— Ты считал?

— Естественно… жрецы жрецами, но привычка. Сам понимаешь.

— Не очень.

— Мой отец при государе состоял. И дед. И всегда-то род… мы кровью связаны и не единожды, и потому с малых лет, как только учимся говорить и в разум входим, то приносим клятву служить. Так уж получилось, что Радожских многие полагают верными псами короны.

— Обидно.

— Почему? Собака — зверь достойный. Да и служим мы… не только клятве. Честь родовая, если тебе это о чем-то говорит.

— Извини, — Ежи пожал плечами. — Я вроде тоже князь, но… не тот.

Радожский склонил голову, показывая, что понял. И в кои-то веки обидно не стало, будто… будто и вправду Ежи понял, что так оно и есть. Радожским у трона стоять, его охраняя. Ежи вот… он от титула откажется, ибо ведьмаку титулы не надобны.

Братец обрадуется.

Давно уж намекал, что, раз Ежи не спешит судьбу свою устроить и наследниками обзавестись, то не худо было бы титул передать.

— Дело в ином… не знаю, из-за проклятья, из-за службы этой или просто повелось так, но я чую неладное.

— И сейчас…

— Они отличались.

— Кто?

— Вспышки, — князь поднял котенка на ладони и заглянул в желтые его глаза. — Ты разве не чувствовал?

— Да я как-то…

— От одних по площади будто жар шел, но не уверен, ощущали ли его обыкновенные люди. У меня рука отзывалась, будто в кипяток её опускали. А на другие ничего. Просто… свет и все.

Князь замолчал, глядя в кошачьи глаза, позволяя Ежи додумать остальное.

А что тут думать.

То есть, ответ напрашивался, но…

— Это же безумие, — почти уверенно произнес Ежи. — Одно дело людям головы морочить, и совсем другое… боги…