Понаехали!

- Надо же… - Богомил склонил голову, разглядывая Дурбина с немалым интересом. – Вот оно как… а мне казалось, Никитка, ты свое место знаешь…

- Шел бы ты, Богомил…

- Куда?

- А куда собирался, - и почудилось на мгновенье, что собственная Дурбина сила отозвалась. Всколыхнулась. Того и гляди…

…показалось.

- Во дворец, - сказал Богомил, расплываясь в улыбке. – Я теперь при государыне состою. Помощник царского целителя. Удивительнейший, к слову, человек…

- Поздравляю, - получилось неискренне. Но прошли те времена, когда Дурбин пытался дружить, что с Богомилом, что с его приятелями, магами сильными, и силою этой донельзя разбалованными.

Конспекты переписать.

Подсказать.

Черновик доклада составить… не за деньги, нет. По дружбе… дружба ведь требует помощи? Правда, потом выяснилось, что таких помогатых, в тайне надеявшихся, что эта помощь после обернется протекцией, половина курса.

Дурак он был. Как есть.

- К слову, княжна… слышал, что с вашим супругом несчастье приключилось… - и теперь взгляд стал холодным, насмешливым. – Всякое поговаривают, не знаю, что уж там правда, но вы ныне свободны, верно?

- Не знаю.

Ее сила была теплой, что весеннее солнышко, вот только стоит убрать пальцы и полыхнет оно летним жаром, хорошо, если одного Богомила зацепит.

- Свободны… старший Гурцеев подал прошение. Развод – дело времени, да… так вот. Репутация, конечно, ваша несколько… претерпела ущерб, разведенная ведьма – сомнительный подарок…

На щеках Аглаи проступили алые пятна.

- Однако я готов рискнуть.

- Чем? – шепотом спросила она.

- Всем… я куплю вам дом. Поставлю содержание. Я бываю щедр, поверьте. И вам не придется и дальше держаться всяких… неудачников…

…все-таки к организму стоит прислушиваться. Им это еще на первом курсе говорили. И если организм отчаянно хочет дать кому-то в морду, что ж… почему бы и нет.

- Т-ты… - Богомил уставился с немалым удивлением.

И нос потрогал.

Вытер кровь, из него сочащуюся.

- Ты… что ты себе позволяешь…

- Сам нарвался, - Борислав Бориславович, до того наблюдавший молча, будто бы любопытно было ему, чем все завершится, вышел из темного угла. И тонкие пальцы его коснулись друг друга, порождая движение силы. Странно было, что сила эта казалась одновременно ледяною и горячею, и незнакомою, ибо ни одно из изученных Никиткой заклятий не могло породить такую. – Забирай заказ. И уходи.

- Я буду жаловаться!

Кровь он остановил. Все ж целителем Богомил был не худшим. И нос поправил, просто взявшись за переносицу. Подхватил корзину. И вышел, опаливши Дурбина взглядом, в котором читалась не столько ненавсить, сколько немалое удивлением.

- Жаловаться будет, - вздохнула Аглая.

- Всенепременно, - Борислав Бориславович подал платок. – А драться ты так и не научился. В следующий раз не замахивайся широко. И целься лучше.

- Учту.

Пальцы ныли. Сила вновь успокоилась, притворившись, что её для Дурбина нет. И вообще…

…а ведь он и вправду будет жаловаться. И неприятности устроит. Хорошо, если простым слушанием дело ограничится. Там… заставят извиниться.

Может, штраф наложат.

Или отработку назначат… не исключат же из Гильдии? Не должны…

- От меня одни неприятности, - сказала Аглая тихо, уже потом, когда они покинули лавку.

- Да нет, скорее уж это я виноват. Но… предложение его показалось мне оскорбительным. А потому прошу прощения, что поневоле вовлек вас в этот конфликт.

Аглая кивнула.

Вздохнула.

И произнесла:

- Он просто первым успел. Будут и другие. Такие, которые решат, что если разведенная ведьма с плохой репутацией, то на все согласится…

Солнце в ней погасло, будто спряталось за тучи. А Дурбин подумал, что, возможно, стоит поговорить со свеями. Уж если кто и научит бить морды правильно, так они.

 

 Государь-батюшка изволил гневаться, что заставляло людей, даже привычных ко всякому, обходить его стороною. Сгорбились и застыли слуги, боясь дышать слишком громко, смолкли бояре, проклиная себя за то, что вовсе на глаза попались.

Вытянулся в струнку гильдийный маг, силясь слиться с узорчатой стеной, но не вышло.

- Как? – голос государя грохотал весенним громом, заполняя залу, которая всем, в ней собравшимся, вдруг перестала казаться большою. – Я вас спрашиваю, как такое вышло?

Тишина была ответом.

Бояре потупились.

Рынды выкатили глаза, старательно изображая собственную непричастность вкупе с немалым служебным рвением. Кто-то, кажется, и дышать забыл.

- И сколько они тут… были? – государь все-таки опустился на резной стул.

- Пока… по предварительным данным… несколько лет точно, - произнес Радожский устало.

- Не может такого быть! – загудел Вереснев. – Чтоб несколько лет… ошибся ты, княже… с устатку…

Выглядел Радожский и вправду до крайности изможденным. Оно-то и верно, выложился, вычерпал себя до дна, огонь усмиряя.

И не только его.

Вон, по глазам видно, что не все-то думе поведал. Оно и правильно… хороший мальчишка, даром, что проклятый. Небось, когда б не проклятье, государь-батюшка сам бы в сваты пошел.

Но…

…авось и выйдет что? Докладывали ведь…

Радожский, от которого тянуло и дымом, и водою, и потом, покачал головой.