Понаехали!

- Ведьме она не глянулась. Еще не Эльвирке, до неё была… и не Верховная, нет. Просто старая из тех, которые обыкновенно дел человеческих старались держаться подале. А тут сама во дворец явилась… как? Кому ж ведомо… сказывают, что есть во дворце ведьмины дорожки, лишь им способные открыться. Может, и так. Само это место стоит на ведьминой крови, на ведьмином слове. Она же пришла ко мне и отцу моему. Я испугался. Я-то… не слишком жениться хотел, пусть и невеста… рядом с нею я совершенно терялся, вдруг забывал обо всем. Становился… это теперь-то понимаю. Тогда казалось, что это и есть любовь. А ведьма сказала, что темная кровь, дурная, проклятая.

- Мертвая, - произнес Ежи раньше, чем понял.

- Да, именно. Мертвая, - попробовал государь это слово. – И сказала, что отослать эту девку надобно.

- Не послушал государь, - Гурцеев покачал тяжелой головой.

- И без того скандал знатный вышел… были договоренности. Обязательства. Клятвы… её выдали за мелкого боярина, присовокупивши к приданому, и без того немалому, изрядно земель. Званием одарили княжеским. И услали подальше от столицы. Её бы и вовсе… но еще в договоре писано было, что никто-то вреда не причинит. А договор тот кровью заверялся. Вот и…

- Она вернулась?

- Полагаю, что так… за нею приглядывали сперва. И за родней её, но ничего-то этакого и не было. Жила тихо. Детей не прижила… муж у ней слабым оказался, склонным к винопитию, играм, ну-да это не редкость. Случается. Он и помер-то года этак через два после свадьбы.

- Сам? – уточнил Ежи.

- Тогда-то мнилось, что сам. Подавился вишневою косточкой, чему свидетелей имелось немало. Пир очередной… она-то недолго горевала. Вышла вскоре замуж за Димитриева, правда, испросив высочайшего благословения. Ей, пусть и не сразу, но дозволили, тем паче сам боярин просил… ему-то государь не отказал. Хороший человек… был.

- От веры родной отступился, - похоже, у боярина Гурцеева относительно хорошести неизвестного Ежи боярина собственное мнение имелось.

- Так-то да… однако тут уж его совесть.

Луциан Третий повернулся к Ежи.

- Дочка у них родилась. Еще тогда, когда только-только появилась она, Димитриев явился ко мне. Не один. С женой своей. Красивая женщина. Даже теперь красивая. Хотя моя-то Прекраса ничуть не хуже, да… он-то молчал с большего, а она про договор напомнила, про то, что дано слово было, что дети её на трон взойдут. И что она с обманом смирилась и готова простить, если я не отрекусь от данного отцом слова.

Гурцеев нахмурился.

Сильно так.

И Ежи понял, что он-то об этом договоре ничего не знал.

Как и Радожский. Видать, дело-то было не самым приятным, когда государь и ближним своим людям сказывать о нем не стал.

- Всего-то и надо было, что новый ряд заключить… - произнес государь презадумчиво. – И сам не знаю, почему не согласился… род-то крепкий, богатый. И там, у нее-то тоже… не просто так девица, цесаревна царьградская… а я вот…

- Боги не попустили, - произнес боярин, голову склонивши. – Уж прости, государь, может, она там и цесаревна царьградская, да только…

Он тяжко вздохнул.

- Там оне давно с дурною силой балуются… и всякое говорят. Нехорошее…

Царь кивнул, соглашаясь, что, может, так оно и есть. Правда, Ежи, конечно, крепко сомневался, что причиной отказа стали слухи. Скорее уж нежелание государя связываться с новою родней.

- Отказал я ей. Муторно было, тяжко, но отказал… в глаза глядючи. А сердце просто из груди рвалось, думал, вовсе на части развалится. Она же… усмехнулась только и ответила, что я глупых людей слушаю, что… не сыскать мне было бы жены лучше. Как и сыну моему… и что все еще повернется.

- И ты попустил такие слова…

- Посчитал её женщиною обиженной. А с женщиной воевать как-то оно… не с руки. Да и клятва опять же… не мог я её тронуть. Боярин же в ноги упал, просил прощения за жену… гордая она. Сколько лет прошло, а так и не свыклась, что боле она не царевна ахеянская, но лишь обыкновенная боярыня. Я… простил. Что еще делать оставалось? Говорили. Договорились вот. Я дал дозволение храмы ставить. Пусть и на его землях, но все иной веры… жрец, помнится, долго мне после пенял, все твердил, что раскол случится, что пойдет царьградская ересь да по земле беловодской. Но как-то вот… не пошла. Храм-то и то один лишь стал. Я узнавал. Пусть жрецов для него из самого Царьграда выписали, но и что? Посылал я туда и дознавателей, чтоб пригляделись, и у ведьм спрашивал. Люди, как люди. Обыкновенные. Не без греха. Один играть зело азартен, другой полюбовницу завел… но так… школу открыли. Детишек учили.

- Вере иной?

- Все больше грамоте да счету… честно говоря, через них-то придумка и пришла. Подумалось, что, коль уж они там, в Царьграде, не чураются люд простой учить, то и нам здесь негоже… но так вот. Она-то на прощание бросила, что Боги все видят и не попустят оскорбления. Что… иные клятвы должны быть соблюдены, раз уж сказано было слово.

Сказано.

Взевшено. И кровью запечатано. Ежи обменялся взглядом с князем, который, кажется, лучше других понимал, что произошло.