Читаем Понедельник — пятница полностью

Храмцов. Эта фамилия ничего не говорила Гале.

Она решила: хватит бегать. Могу я спокойно посидеть и выпить чаю с тортом? У мужчин свои разговоры. Вон как раскраснелись, но продолжают чокаться. Хорошо, завтра выходной. Бригадир — сам под крепким хмельком — уже сидит в обнимку со своим одесским приятелем и жалуется:

— Стивидор у нас — мальчишка, елка-палка, только что из института вылупился, наук нахватался до верхней губы, а как работать — ко мне жмется…

Чернобай согласно кивал — должно быть, тоже повидал таких стивидоров.

— За всех не скажу, но есть одна байка.

И ребята враз повернулись к нему — давай байку!

— Короче, — сказал Чернобай, — тонет в порту человек. Тонет и кричит то по-французски, то по-английски, то по-испански, то по-японски: «Спасите!» А на причале два грузчика покуривают. «Видал? — говорит один другому. — Он, фраер, языки учил! Плавать надо было учиться».

Вот тогда Галя, смеясь, и поглядела на Дмитрия Ивановича. Он перехватил ее взгляд и сразу перестал улыбаться — должно быть, подумал, что эта одесская байка задела боком и его самого.

— Ну, — слишком громко сказал он, — это мы знаем, в чей огород камешек. Значит, ни к чему образование, будем учиться плавать. А вот, например, приходит ко мне на днях Калинина…

Митрич перебил его.

— Будет тебе! Все-таки юбилей, а не производственное совещание.

Но Дмитрия Ивановича уже трудно было остановить.

— …Приходит и говорит: давайте разбираться, придумывать что-то.

Байков уже знал об этом разговоре — Галя рассказала ему сразу. Но тогда он лишь отмахнулся: «Да что ты от него хочешь, елка-палка? Человек высиживает на работе по десять — двенадцать часов, ему вздохнуть некогда, и крутится, как вентилятор, а тут еще ты…» Но сейчас в голосе диспетчера ему неожиданно почудилась злость.

— Ты пену не давай, Дмитрий Иванович, — ласково сказал он. — Никто тебя обидеть не хотел. Дела у нас и вправду сикось-накось идут. День на день не приходится. А она за это душой болеет. И мы тоже. Значит, всех нас ругай.

— Я не ругаю, — начал затихать Дмитрий Иванович. — Я только удивляюсь. Будто я не болею за дело.

«Значит, — подумала Галя, — все-таки запомнился ему наш разговор. Уже хорошо». Щеки у нее горели. Конечно, сейчас вроде бы не место и не время продолжать его, но не она начала.

— Скандальный вы, оказывается, мужик, — усмехнулась Галя. Ей надо было заняться каким-нибудь делом, чтобы успокоиться, и она снова начала собирать посуду. Впору расплакаться — так обидно: выставил ее этакой дурочкой. Пришла, мол, и потребовала что-то придумать, хотя, кроме своего крана, ничегошеньки не знает. — Что вы мне ответили — помните? Что у нас уже все изобретено.

— Если бы ты пришла с предложением, я, может, так не сказал бы.

— Нет. Все равно сказали бы. Ни во что вы не верите и думать не хотите. Вот и вся разница.

Она ушла на кухню. Хватит, довольно, наговорились. Буду мыть посуду. Вадька Лохнов выскочил следом за ней:

— Ну, чего набросилась на человека? Не видишь — он под мухой, мало ли что брякнет…

Потом пришел Байков и тоже начал успокаивать, пока Надежда Петровна не выгнала и его, и Вадьку. Вот тогда на кухню пришел Чернобай.

— Ты, значит, крановщица? — удивленно спросил он Галю, и она не обиделась, что он называет ее на ты. Просто не обратила внимания. — А я-то с тобой даже заговорить дрейфил. Смотрел и думал: ну, дамочка с центра! А ты, выходит, наша…

— Выходит, наша, — улыбнулась Галя.

— Сейчас мы твоего начальника купим, — серьезно сказал Чернобай. — Давай я тебе помогу посуду вытереть.

На столе выросла гора чистой посуды — тарелки, фужеры, чашки… Чернобай порыскал по кухне и нашел картонку — ту самую, в которой Галя и Вадька привезли сервиз.

— Ну, а сейчас гляди, — сказал он и высунулся из кухни. — Дмитро Иваныч!

Тот появился — все еще угрюмый, насупленный, раздраженный.

— Слушай сюда, Дмитро Иваныч, — все так же серьезно сказал Чернобай, а у самого из цыганских глаз будто огоньки сыпались. — Вот, помог бы ты посуду снести. За сколько раз снесешь, а?

— Оставьте, пожалуйста, — поморщился тот.

Но Чернобай не унимался. Это у него вроде опыта.

— Раз десять, наверно, придется сбегать из кухни к буфету — так? А я вот все в один ящик сложу…

Надежда Петровна загородила собой стол и замахнулась на Чернобая полотенцем:

— Я вот сложу! Потом собирай черепки!

— Сложу и за один раз отнесу. Экономия?

Дмитрий Иванович понял наконец. Даже усмехнулся. Контейнерная перевозка! Знаем, не новость. Уже намечены кое-какие мероприятия в этой области. Чернобай перебил его. Контейнерные перевозки — это будущее. Большое будущее. А пока — пакетно-поворотный способ. Не слыхали? Груз складывается в пакеты на берегу, до подхода судна. А когда судно встает под погрузку — никаких задержек. Называется — совмещение вспомогательных и грузовых операций. Повышение производительности труда на двадцать, а то и больше процентов.

И ни Галя, ни Чернобай, ни Дмитрий Иванович не замечали, что в кухне уже полно народу — и ребята, и бородатый художник с ними, теснятся в дверях, тянут шею — что там?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Свет любви
Свет любви

В новом романе Виктора Крюкова «Свет любви» правдиво раскрывается героика напряженного труда и беспокойной жизни советских летчиков и тех, кто обеспечивает безопасность полетов.Сложные взаимоотношения героев — любовь, измена, дружба, ревность — и острые общественные конфликты образуют сюжетную основу романа.Виктор Иванович Крюков родился в 1926 году в деревне Поломиницы Высоковского района Калининской области. В 1943 году был призван в Советскую Армию. Служил в зенитной артиллерии, затем, после окончания авиационно-технической школы, механиком, техником самолета, химинструктором в Высшем летном училище. В 1956 году с отличием окончил Литературный институт имени А. М. Горького.Первую книгу Виктора Крюкова, вышедшую в Военном издательстве в 1958 году, составили рассказы об авиаторах. В 1961 году издательство «Советская Россия» выпустило его роман «Творцы и пророки».

Лариса Викторовна Шевченко , Майя Александровна Немировская , Хизер Грэм , Цветочек Лета , Цветочек Лета

Фантастика / Советская классическая проза / Фэнтези / Современная проза / Проза