Понедельник — пятница

— К сожалению, — сказал по-русски помощник, — мы не держим на судне корову.

Митрич обернулся. Маленький человечек так и колол, так и сверлил его своими глазами-булавками. Потом они начали прыгать — он не выдержал взгляда Митрича.

— А зря, — тихо сказал Митрич. — В самую пору вам заняться коровками, мистер как вас там… Спокойней. А с нами такие штуки устраивать — что против ветра плевать: себе же в физиономию налетит.

Он взял от капитана лоцманскую квитанцию, козырнул, сошел с мостика и направился к правому борту — к штормтрапу.

РАССКАЗЫ

ДАРЫ КРАСНОГО МОРЯ

Я познакомился с ним ночью в Бомбее.

Мы устраивались спать на палубе, потому что в каюте можно было сгореть живьем или сойти с ума. Огненный воздух разрывал легкие. Ночь не принесла облегчения. Густо пахнущая нефтью, перцем, распаренными телами, она словно бы продолжала ту испепеляющую работу, которую днем делало солнце. А дома, в Ленинграде, еще носили шубы, и я завидовал своим родным острой и тоскливой завистью.

Я только что пришел сюда, на наш сухогруз «Таганрог», из города. Огромный Бомбей засыпал на тротуарах, рядом со зверями в Виктория-гарден, уличными жаровнями и красотой Малабара.

Слева сонно вздыхал океан, справа — город. Я слушал его, как слушают перед расставанием голос знакомого человека. Но я не жалел, что уезжаю отсюда. На шее у меня были волдыри от беспощадного солнца. И когда Непеин спросил, доволен ли я, что еду домой, я сказал, что очень доволен. Он сказал, что тоже очень доволен, хотя уже никогда больше не пойдет в плавание. Ему пятьдесят пять, и по всем статьям полагается пенсия.

Мы лежали на жестких, мокрых и теплых, как майская земля, матрацах. Ленивая, жирная волна, добравшись до «Таганрога», качнула его, и вместе с нами закачался вверху ослепительно зеленый Сириус.

— И Сириус больше не увижу, — сказал Непеин с печалью очень уставшего от работы человека. — Да бог с ним, с Сириусом. У нас на Котрасли лини скоро начнут брать — во! Поросята, честное слово.

И я понял, что сейчас больше всего на свете его интересуют эти лини размером с поросят, а о Сириусе он будет жалеть потом и рассказывать о нем дружкам за бутылкой пива.

Здесь, на «Таганроге», Непеин служил механиком. Был он невысокого роста, с наголо обритой головой, блестящей и коричневой, как кокосовый орех, с маленьким и морщинистым лбом. Непеин всегда улыбался, улыбка у него была доброй, с кем бы он ни разговаривал, и поэтому казалось, что он знает о собеседнике все, от того так и улыбается. Но это я заметил позже. В ту же ночь мы разговаривали с ним в темноте, потому что спать не хотелось даже тогда, когда слева прошла черная глыба острова Элефант, а за кормой расплылись и погасли, словно погрузившись в океан, огни Бомбея.

— Через три дня будем в Адене, — говорил Непеин. — Никогда не бывали там? Песок, скалы и городишко внизу. А мне сейчас в Аден как раз кстати. Понимаете, беспошлинная торговля, хорошие вещи можно купить. Валюты у меня накопилось порядком, вот и грохну все зараз. Племяннице. Племяшка у меня в Гавриловом-Яме есть… Не хотите еще спать? Племяшку, понимаете, я всего три месяца назад нашел, тоже Непеина, Галина. Хорошо, в Москве, в милиции, помогли. Я ведь совсем один остался. В мореходку пришел еще мальчишкой, мать с отцом жили в Минске. В Ленинграде женился, да плохо получилось — сдуру. Ребенок родился через шесть месяцев, здоровый парень, да не мой. Все равно не развелся с женой, стороной только, после рейсов узнавал, что она без меня вытворяла. Короче говоря, отвез я мальчишку к моим старикам, а что с ними в сорок первом случилось — никто не знает… Так что, считайте, почти всю жизнь мне каюта — родной дом. А теперь вот на пенсию… Честно говоря, приустал. Ну, и написал в Москву — о двоюродном братишке, которого только пацаном видел. Ответили мне обстоятельно. Никаких Борисов Непеиных не числится. И вообще во всем Союзе три Непеиных — я, Галина Владимировна и в Иркутске еще учительница Валерия Георгиевна… Написал им обоим. Учительница — та сразу ответила, что не родственница. Муж у нее был Олег Непеин, погиб в Праге в сорок пятом. А вот Галя задержалась с ответом. Оказывается, ее в Гаврилов-Ям привезли совсем маленькой, еле ходить начала. Нашли на ней тряпочку с именем и фамилией, а отчество она сама себе придумала уже потом, или ей кто-то придумал. Так и выросла в детдоме, пошла на текстильный комбинат, кончила техникум. Пишет — может, и впрямь вы мне дядя. А ведь сходится, а? Борька, мой двоюродный, тоже в Белоруссии жил. Как вы думаете?

Я согласился, что все может быть, и Галя Непеина ему племяшка.

— Вот в последний раз денег ей выслал, написал, чтоб встречала.

Он замолчал, думая о своем.

— А вы разве не были там, в Гавриловом-Яме?

— Нет еще.

— А про линей как же?