Когда весной 1993 года Ельцин объявил, что будет управлять с помощью специальных постановлений, тогдашний президент США Билл Клинтон, также как и немецкий канцлер Гельмут Коль, направили в Россию телеграммы, в которых они заверили Ельцина в поддержке своих правительств. Я тогда говорила и писала, что эти поспешные западные охранные грамоты в значительной степени способствовали тому, что Ельцин становился все более радикален в своей очевидной «игре мускулов». Я просто пытаюсь представить себе реакцию Запада, если бы президент Путин объявил нечто подобное. Вряд ли он получил бы поздравительные телеграммы… Одним словом: отдавая боевые приказы в отношении забаррикадировавшихся в Белом доме депутатов, Ельцин не опасался негативной реакции Запада. Ни критики, ни санкций. Он мог быть уверен в поддержке с той стороны. «Если Ельцин падет, – говорил тогдашний американский министр внешней политики Кристофер, – то начнется время конфронтации, и нам опять придется расчехлить орудия». Ельцинский приказ об обстреле и участие зарубежных стран в этом инциденте нанесли обществу, переживавшему в тот момент сложнейшие времена преобразований, глубокие раны, не заживающие до сих пор. Терялось ощущение невинности. Надежды рушились. Стоило ли терпеть все тяготы преобразований только ради того, чтобы поменять одну лицемерную систему на другую? Конечно, можно сколько угодно спекулировать на тему, была ли «победа» Ельцина, ввиду множества политических оппонентов, в конечном счете выгодна. Это не та категория, о которой здесь идет речь. Во всяком случае, эта фаза закончилась тем, что была утверждена Конституция, дававшая Президенту весьма широкие полномочия.
Третий момент: я не буду вдаваться в драматические подробности экономического развития того времени – нелепые процентные ставки, высокий уровень инфляции, задерживающиеся выплаты по уже одобренным кредитам, программы режима жесткой экономии, и т. д. – и даже воздержусь от комментариев относительно роли Джорджа Сороса, который открыто высказался за обесценивание рубля до 25 %, что привело к огромным потерям на курсе валют. Я просто скажу: летом 1998 года произошла катастрофа. В один момент граждане России потеряли все свои сбережения. Рубль больше ничего не стоил. К оплате принимались только доллары США и позже евро. В этой ситуации здоровье Бориса Ельцина резко пошатнулось, и в конце 1999 года на пост Президента России он выдвинул преемника, своего человека – Владимира Путина, чем застраховал самого себя и свою семью от привлечения к юридической ответственности.
Владимир Путин. Какие эмоции вызывает упоминание имени этого человека? Совершенно спонтанно и без долгих размышлений. Кагэбэшник? Мачо с голым торсом, охотящийся на тигра? Михаил Ходорковский за решеткой, Pussy Riot в тюрьме, иностранные неправительственные организации – под тотальными проверками, буквально с ножом у горла, закон о гомосексуализме ужесточен. Наверное, что-то в этом роде?
Я далека от того, чтобы оправдывать или защищать действия российского президента. У меня нет причины приукрашивать что-либо. Тем не менее между обычными оскорблениями с одной стороны и полнейшего оправдания с другой есть достаточно места для того, чтобы разобраться с предпосылками, первопричинами и взаимосвязями, особенно если сравнить первый срок Путина со вторым или даже с третьим.
Дело в том, что с самого начала средства массовой информации и политическая общественность на Западе навесили на Владимира Путина ярлык офицера КГБ. Он в первую очередь стал не «Президентом России», а «шпионом». Другое, более позитивное, прозвище Путин получил от немецкого канцлера Герхарда Шредера, с которым потом его связала дружба – «безупречный демократ». Оно также послужило поводом для злорадства и насмешек. «Безупречный шпион, который сегодня является президентом», – как это смачно сформулировал один телеведущий. Именно так появилась призма, через которую Запад стал воспринимать Путина и все, что связано с его политикой.