Пообещай лучшую ночь

Мириам коснулась бокалом его бокала и стала пить вино, не сводя с него взгляда.

Огонь потрескивал в камине, и в свете пламени его лицо потемнело.

Холодное вино пощипывало ее язык, и ее щеки раскраснелись, а дыхание на мгновение остановилось.

Снаружи бушевала буря, скрывавшая солнце. Хотя в это время года к четырем часам дня на небе уже начинали проглядывать звезды.

Ханука скоро начнется.

А она была здесь.

Ее общение с мистером Сильвером было удивительным и во многом волнующим.

Она могла многими словами охарактеризовать этого мужчину — могущественный, привлекательный, умный и требовательный, — но она была здесь не для этого.

Она была здесь только из-за гала-приема и лишь по воле судьбы вынуждена проводить время в его присутствии.

— Розе просто фантастическое, — сказала Мириам, нарушая молчание.

— Спасибо. Я только недавно стал добавлять розе в мою коллекцию.

— Розе недостаточно элитное вино для вашей коллекции? — пошутила она, и он улыбнулся.

— Наоборот. Вы все время забываете, что свое состояние я не унаследовал. Просто у меня не было времени получше изучить его. Я сам выбираю себе вина, так что процесс их употребления становится более… интимным.

Мири была рада, что из-за цвета ее кожи многие люди могут не заметить, как она краснеет.

Большинство людей считают, что чернокожие не краснеют.

Хотя она не думала, что мистер Сильвер принадлежит к этому большинству. Но они только недавно познакомились, и он совсем не знал ее.

— Трудно не забыть о вашем скромном происхождении, когда вы живете в таком великолепном уединении, что могут позволить себе только очень богатые люди, — сказала она. — Среди всего этого минимализма и роскоши.

Со смехом мистер Сильвер обвел взглядом плюшевое великолепие гостиной и сказал:

— Как видите, я не поклонник минимализма.

— Но уединение, — настаивала она. — Обычные люди предпочитают проводить время с близкими, а не в одиночестве среди заснеженных гор.

Но вместо смеха, который она рассчитывала услышать, она увидела, как тень промелькнула на его лице.

— Ваша теория относительно меня неверна. Я бы с радостью проводил время с близкими людьми, если бы у меня была такая возможность. К несчастью, я не могу этого сделать, потому что их больше не существует.

— Что значит — не существует? — спросила она, не желая признать очевидное.

Он уже много раз намекал ей на это. Когда сказал, что он здесь единственный Сильвер, она поняла это так, что он единственный в этой резиденции. А не единственный вообще.

— Это значит, что они умерли. — Он лишь подтвердил то, что она только что начала понимать. — Мои последние родители утонули, катаясь на лодке, сразу же после того, как я окончил школу.

— И у вас нет ни братьев, ни сестер? — спросила Мириам.

Было трудно поверить в то, что этот невероятно могущественный и богатый человек был совсем один на белом свете.

Он покачал головой:

— Нет. Они усыновили меня, когда были уже в возрасте. И воспитывали, как единственного ребенка. У них тоже не было ни сестер, ни братьев, а их родители умерли задолго до того, как они усыновили меня.

Какими бы сложными ни были у нее отношения с ее семьей, все же она у нее была.

Они не всегда находили с ней общий язык, но у нее всегда был тыл.

Но Бенджамин в настоящий момент не искал у нее сочувствия.

Он уже несколько раз небрежно намекал на это, а она не поняла его намеков.

А сейчас, когда она заставила его признать очевидное, он смотрел на нее так, словно хочет выставить ей оценку по ее реакции на его печальную историю.

Он не послал пончики своей семье просто потому, что семьи у него не было.

Он был один на Хануке не потому, что ему так нравилось, а потому, что не с кем было разделить этот праздник.

Но ему не нужна была ее жалость. Она видела это по его взгляду и даже отчасти понимала его. Так что она лишь сказала:

— Что ж, теперь понятно, почему эти пончики никто не съел.

Бенджамин улыбнулся:

— Что означает, что нам больше достанется. — Он протянул руку и взял еще один пончик. — Прошла целая вечность с тех пор, как я в последний раз ел суфганиот[3].

Каждое его слово эхом отзывалось в ее разогретом огнем и вином теле. Она не сводила с него взгляда.

Его глаза, которые обычно заставляли ее похолодеть, сейчас были цвета летнего неба над океаном.

Выражение его лица смягчилось, и он казался ранимым и в то же время мужественным и прекрасным.

— Моя мама очень любила пончики. Уж она-то точно могла прикончить коробку в течение одного совещания.

Его голос был теплым, мягким и до опасности нормальным… и тоже прекрасным.

— Она не могла устоять перед суфганиотами и понимала это, так что всегда отказывалась их покупать. Зачем подвергаться искушению, спрашивала она себя снова и снова, каждый день по мере приближения Хануки.

Мири не смогла сдержать улыбку, даже если бы хотела, но она не хотела.

Это была хорошая история. Счастливое воспоминание.

— И вам приходилось страдать вместе с ней? — спросила она, и он покачал головой.

— Каждый год в первый день Хануки папа забирал меня из школы, и мы по дороге домой покупали коробку пончиков. Это стало нашей традицией.

У Мириам перехватило дыхание.