Пообещай мне весну

Довольная, она похлопала меня по плечу:

– Обещаю. Сходи возьми все, что нужно, тебя ждут.

Жерар Дюбюк

Я поставила чемодан и холсты на входе в комнату номер шесть. На двери была приклеена записка: «Не входите без стука, я могу быть раздет, и вам это зрелище не понравится».

Лия подошла следом за мной.

– Месье Дюбюк у нас три недели. У него отличное чувство юмора. Заходи, я представлю тебе его.

Лия трижды постучала, ей открыла пожилая женщина. В дверном проеме я увидела тело пациента, накрытое белой простыней. У меня подкосились ноги.

Месье Дюбюк умер прежде, чем я успела исполнить его желание.

– Жерар!

Я подпрыгнула от окрика его жены.

Жерар Дюбюк вытащил руку из-под простыни и начал ее стягивать, пока не открыл лицо.

– Что, уже и пошутить нельзя…

Я вздохнула с облегчением, и он подмигнул мне. Действительно, именно его я видела сегодня утром.

Лия представила нас друг другу, а его жена воспользовалась этим, чтобы сходить на кухню попить кофе. Мне было так неловко…

Это была не просто комната, а как бы продолжение его дома. На стенах висели фотографии в рамках, на которых гордо позировал Жерар. Можно было проследить за разными этапами его жизни и увидеть, как сильно он похудел за время болезни.

Еще секунду назад все смеялись, но внезапно обстановка изменилась. Месье Дюбюку стало плохо. Он застонал, а я почувствовала, что начинаю паниковать. Мы же еще и двумя словами не обменялись.

Он нажал красную кнопку вызова на кровати, и тотчас появилась медсестра. Сама того не замечая, я отступала, пока не уперлась в стену. Почему я должна быть этому свидетелем?

– 8/10 по твоей шкале боли, Эстель. Чертова восьмерка.

Жерар смотрел на меня. Медсестра сказала:

– Как раз пришло время вашей дозы. Скоро вам станет лучше.

– Спасибо…

Жерар поблагодарил ее одними губами, его глаза были закрыты.

Я прошла за Эстель в коридор.

– Что с ним?

Она грустно улыбнулась мне.

– Это вы Фабьена Дюбуа? Он много говорил о вас сегодня утром. Спасибо, что исполняете его последнее желание. У месье Дюбюка рак со множественными метастазами. Он у нас три недели, и ему остались буквально часы, ну максимум день или два.

– Я буду писать, пока он умирает?

Она пожала плечами, не зная, что ответить. Я сделала глубокий вдох и вернулась в комнату номер шесть.

Жерар уже выглядел более спокойным и, казалось, спал. Вошла его жена. Я сказала ей:

– Надеюсь, я справлюсь…

Голос дрожал.

– Вы здесь, и для нас это уже замечательно. Пишите что хотите, где хотите. Жерар обожает природу, горячий защитник фауны, но художница – вы, Фабьена.

Мадам Дюбюк напоминала мою бабушку: в ее взгляде читалась редкая сила, хотя сама она была совсем маленькой. Она села в кресло-качалку рядом с мужем и стала гладить его волосы, пока я доставала краски и кисти.

Я была свидетельницей одного из самых прекрасных проявлений любви, и внезапно ко мне пришла вся смелость мира, чтобы написать эту картину.

У меня нет ружья…

Я работала уже час под внимательным взглядом мадам Дюбюк, когда в комнате появился врач. Я поняла не все, о чем говорили, но, когда в комнату вошли несколько членов семьи, стало ясно очевидное.

Это было начало конца.

Дочка супругов Дюбюк обняла меня, как только вошла.

– Невероятно. Ты даже не знаешь, что пишешь именно такое место, как любит отец. Водопады, река, горы…

Было семь вечера, когда я пошла отдохнуть в маленькую гостиную. Благодаря приглушенному освещению дом казался таким спокойным. Несмотря ни на что, жить тут было хорошо. Я смотрела, как город готовится к ночи: словно добрый великан расставил вокруг горы домá, как фонари.

Вошла Лия и села на банкетку у пианино.

– Тяжело, да?..

Я не нашла, что ответить.

Минут двадцать мы просидели в тишине, глядя на фонари в горах.

Глубоко задумавшись, я вышла в коридор.

– Извините! Эй…

Я остановилась: мне показалось, что это ко мне обращаются. Я просунула голову в дверь комнаты номер два.

– Мне нужно ружье. Можешь найти? Ружье!

Я вошла в комнату. На краю кровати сидел мужчина и напряженно смотрел на меня. Он ждал ответа. Правильного ответа. Я покачала головой.

Он заплакал. В любом другом контексте меня бы такая просьба шокировала, но сейчас мне хотелось дать ему то, чего он просил. Он был такой худой, такой хрупкий в этой синей пижаме. Боль заострила его черты, и черные глаза еще сильнее выделялись на лице.

– Я подыхаю…

Мужчина свернулся калачиком на кровати. Он рыдал.

– Мне нужно ружье…

В комнату вошла медсестра, а я пятилась в коридор, пока не почувствовала спиной стену и не сползла на пол.

Не спросив разрешения, человеческое страдание обхватило мое лицо руками и заглянуло мне прямо в глаза.

Бросить меня?

Договорившись с Лией и с семьей месье Дюбюка, я на несколько часов вернулась на маяк. Мне нужно было принять ванну и немного поесть. Но больше всего мне надо было ненадолго уткнуться в шею Фреда. Ну хоть на несколько секунд.