В довольно патриархальной крестьянской среде секс до брака, конечно, осуждали, но к началу ХХ века на это уже начали смотреть сквозь пальцы – в первую очередь из-за влияния города. Крестьяне все чаще ездили на заработки, а возвращаясь домой, привозили с собой и свободные городские нравы. Очевидно, что похождения мужчин не осуждались, но и к утрате девушками невинности до свадьбы относились снисходительно. К тому же молодой муж, узнав после брачной ночи, что жена не девственна, мало что мог сделать: развестись было очень трудно[9]
, рассказывать всем подряд о распутстве жены – бессмысленно и невыгодно, а примириться и смолчать – всем проще будет. Выносить на всеобщее обозрение простыни со следами крови к началу ХХ века почти везде перестали.Более того, в некоторых деревнях было принято начинать заниматься сексом сразу после того, как будущие родственники сговорились.
Само собой разумеется, после свадьбы секс грехом не был, но не всегда! Крестьяне очень серьезно относились к постам. Поскольку презервативов они не знали, это можно легко проследить по демографической статистике. Если у кого-то рождался ребенок в первой половине декабря, родителя иронически называли «постником», подразумевая, что зачатие произошло в Великий пост. Священник мог укорять такого отца за невоздержанность, а сами крестьяне суеверно опасались, что ребенок вырастет разбойником или больным.
Но самой серьезной угрозой для традиционной семьи в начале XX века были отхожие промыслы. Как было сказано ранее, многие крестьяне, и мужчины, и женщины, не жили круглый год в деревне, отправлялись в город наниматься на завод или на стройку, уходили на чужие угодья заработать денег. Молодой муж сразу после свадьбы мог уехать на заработки и появляться в семье два раза в год, а жена жила без него в деревне.
Еще крестьянина могли забрать в солдаты. Служба в армии была призывной, но призывали не всех и служили по пять лет. Молодые жены солдат оставались в деревне, и, по свидетельствам современников, на их связи с посторонними обращали мало внимания. Даже дети, рожденные солдатками не от мужей, пользовались такими же правами, как и законные. Вспоминается известная картина Николая Касаткина с выразительным названием «Кто?». На ней изображен солдат, вернувшийся из армии к жене, а та обнимает одной рукой маленького ребенка, очевидно незаконного.
При чтении некоторых воспоминаний складывается впечатление о доступности русской бабы. А. Н. Энгельгардт в своих знаменитых «Письмах из деревни» замечал, что нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: «Деньги, какой-нибудь платок при известных обстоятельствах, лишь бы никто не знал, лишь бы все было шито-крыто».
Но изменами не заканчивалось. Некоторые крестьяне могли, выпив с почетными гостями, предлагать им и солдаток, и своих жен, невесток и даже сестер. За это иногда даже брали деньги.
По свидетельствам из Орловской губернии, бедные крестьяне без смущения посылали своих жен к приказчику или богачу за деньгами на табак или на хлеб, заставляя расплачиваться своим телом. Конечно, это было не повсеместно, но достаточно для того, чтобы не вызывать удивления, как вызывает у нас.
Но самое поразительное явление в крестьянской среде было распространено настолько, что даже получило отдельное название – снохачество. Например, юрист В. Д. Набоков писал: «Нигде, кажется, кроме России, нет, по крайней мере, того, чтобы один вид кровосмешения приобрел характер почти нормального бытового явления, получив соответствующее техническое название – снохачество».
Снохачество упоминается и в романе Тургенева «Отцы и дети»:
«Холодная усмешка скривила губы Базарова.
– Ну, насчет общины, – промолвил он, – поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле, что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.
– Семья, наконец, семья, так, как она существует у наших крестьян! – закричал Павел Петрович.
– И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах?»
Так что же это такое – снохачество? Это половые отношения свекра с невесткой или невестками. Конечно, это осуждалось, но крестьяне были снисходительны к этой форме инцеста. Более того, иногда о снохаче говорили с сочувствием: «Сноху любит. Ён с ней живет как с женой, понравилась ему».