- Хлеб привезли,- радостно сообщил он, сваливая дрова возле котла.Вера Ивановна, будьте добры, дайте покушать.
- Чего расселись! - шикнул на старух Петров.- А ну кыш!
- А почему ты, Женя, без носок-то? - покачала головой Вера Ивановна.Разве тяжко носки обуть?
- Вы знаете, Вера Ивановна,- рассудительно сказал Женя,- практически невозможно. Я, прежде чем что-нибудь предпринять, должен выпить лекарство. А я порой забываю это сделать. Создается парадокс.
Вера Ивановна, пока разогревалась каша для Жени, нашла в шифоньере старые, дырявые носки.
- Ну-ка давай.
- Сыновье вам спасибо, Вера Ивановна,- поблагодарил Женя, взял носки и задумался.
- Ну что ты замер? Обувай.
Женя вертел носки со страдальческим лицом, не понимая, как с ними поступить.
- Пилюлю прими,- посоветовала Вера Ивановна.
- А где мое лекарство? - Женя отложил носки и нашел в кармане пузырек с таблетками.- Если не трудно, Вера Ивановна, немножко воды, запить.
- Горе ты мое, горе...- Вера Ивановна налила ему остывшего чаю.Таблетки-то тебе тоже не в помощь. А если, не дай Бог, захвораешь, кто за тобой ходить будет?
- Я в Москву на улицу Восьмого марта поеду. В больницу. Там врачи очень хорошие. Или, может быть, жениться? Я человек красивый, у меня пенсия...
Вера Ивановна тяжело вздохнула и со скрипом встала на колени перед Женей.
- Давай-ка носочки обуем, а потом уж и сватов будем засылать. Кушать-то будешь или передумал?
- Нет, спасибо, я сыт,- улыбнулся Женя.- Я очень плотно сегодня позавтракал.
- А все-таки кашки вкуси слегка, для порядка.
Вера Ивановна зашнуровала ему башмаки и пошла поискать какое-нибудь лекарство от сердца. От богомольцев много чего остается. Она нашла запылившийся пузырек, похожий на сердечные капли, и с ним в руке вернулась в трапезную.
Женя сидел перед неначатой тарелкой. Вера Ивановна сунула ему пузырек.
- Это что?
- "Кардиамин",- прочитал Женя.- Плохо себя чувствуете?
Хотела Вера Ивановна ответить, что как наглядится на бедолаг, так у нее печь в груди начина-ет, но смолчала, накапала в чашку сколько капалось, долила чаю и выпила.
- Значит, исть не будешь? Значит, убираю? Или погодить? Может, покушаешь?
- Может, покушаю,- очень серьезно согласился Женя, выходя из-за стола.- Спасибо, Вера Ивановна, было очень вкусно. Я пойду дровами займусь.- Он перекрестился на икону и вышел из трапезной.
Вера Ивановна как-то бестолково поплелась за ним - отшиб Женька все ее планы: чего хотела-то? Посидеть бы немножко, глядишь, и вспомнила, да с другой стороны, чего рассиживать-ся - дел по горло. И для успокоения решила Вера Ивановна обойти церковь. Пустое вроде бы дело круги вокруг церкви вить, а помогает и сил придает.
Замотанные на зиму ульи стояли возле компостной кучи, на которой распухшими поросятами залежались два перезрелых кабачка. Сороки безбоязненно клевали помои, синичка у летнего рукомойника долбила расклекшее мыло.
- Кто ж это догадался на помойке пчел устроить? - сокрушенно покачала головой Вера Ивановна.
Возле котельной Александр Хромов кувалдой колол глыбы антрацита.
- Долбишь? - спросила староста.- Значит, оклемался.- И совковой лопатой отгребла уголь с дороги.
- Да я сделаю,- сказал Хромов.
- Хороший уголь, крупный. Еле достала. А справки-то нет. Проверяльщики объявятся - чего скажу? Поскорей бы уголь в подвал спровадить.
Хромов выволок из кучи полуметровый оковалок антрацита и закашлялся.
- Куда не в подъем схватил? - засуетилась Вера Ивановна.- Брось, говорю, отстань от нее, иди чайку попей.- И, притишив голос, добавила: Трись на людях-то, трись... В церковь приехал, к батюшке. Никто и не заметит...
- А долго сегодня?
- Чего, служба-то? До-олго...- закивала Вера Ивановна с гордостью.Батюшка наш с небрежением не служит. По полному чину, по-монастырски. Не как другие: отмолотил и побег. Тут его сын приезжал, Борька, Дьякон он в Москве. Сослуживал отцу. Все недоволен был, долго, говорит, служите. В два раза быстрей можно, как в других храмах. У нас такого, слава Богу, нет. Служит батюшка прилежно... Все бы хорошо, да вот плохо: никак, Саша, я с ним не столкуюсь. И знаю, грех, а ничего поделать не могу...
- Чего такое? - насторожился Хромов.
- К тебе не относится, наши дела...
Вера Ивановна хотела перемолчать, как обычно, когда видела любопытничание, но лихоман в душу не лез, отшагнул к углю и снова взялся за кувалду.
- Я ведь хотела из ктиторов уйти, когда прежнего батюшку, отца Валентина, из церкви выгнали. Думала, буду как все: приходить да тихонько в уголку Богу молиться. А батюшка отец Валентин не благословил. Оставайся, мать, говорит, без тебя храм запустеет. Береги храм. Вот и берегу себе на печаль...
Вера Ивановна поставила лопату у входа в котельную. За косогором на дальнем поле в низине елозили трактора, перепахивая неубранный горох. Справа возле леса дымилась скирда.
- Так и не прикрыли солому, сволочи,- сказала Вера Ивановна,- вся сопреет. И смотри, Саша, на службе вечером будь как все. Колокол зазвонит сразу в церковь.
Димка-регент висел на столбе перед папертью, вцепившись в него когтями кошек.