Pop-принцесса

(Смена темпа, резкий удар по струнам, переход на продолжительные завывания, почти как Аланис…)

Как бы хотелось теперь все вернуть —
То время и нашу любовь.
Я сказала тебе, что готова любить.
Но, если честно, хочу все забыть!

Когда я закончила петь, по моему лицу стекал пот. К моему величайшему удивлению и нескрываемому облегчению, зал взорвался аплодисментами. Я улыбнулась, как лучший друг Ферриса Бьюлера из знаменитой комедии, и, спустившись со сцены, пошла к своему столику.

Все принялись меня поздравлять: и мама, и Чарльз, и Генри. Но мне хотелось услышать мнение Трины, а не мамы.

— Про что эта песня? — спросила Трина и напустила на себя вид члена жюри «Американского идола»[6]. — Сочинитель песен из тебя, может, и получится, а вот исполнитель с потрясающим голосом уже получился! Я хочу сказать, ты и раньше умела петь, но сейчас!.. Трудно поверить, что миленький попсовый голосок, который звучал на демо-записи в прошлом году, превратился в такой голос! Ты делаешь успехи. Чтобы описать впечатление от твоего голоса в двух словах, скажу, что перед тобой открываются необозримые возможности.

— Вот именно! — подхватил Тиг. — Давай, Уандер, о чем еще тут думать, сейчас нельзя все бросить и уйти. Ты просто обязана позволить мне подыскать тебе другой контракт, — ты готова!

Трина отмахнулась от Тига.

— Только это не так. — Ты хоть когда-нибудь прислушиваешься к словам, Тиг?

— Зачем торопиться? — спросила я.

Мне еще многому надо научиться, чтобы писать песни. Может, я должна уметь рифмовать? Или поработать над сюжетом? Или над мелодией и тем, как слова ложатся на эту мелодию? Как вообще из навязчивого напева, из ничего появляется песня? Может… ох… упражнения, терпение, время и… не-е-ет, только не это: обучение в колледже — помогут.

Прослушав еще несколько любительских выступлений, наша компания направилась домой к маме, где нас ждал праздничный торт. Я выходила из кафе последней. Генри шел слева отмени, мы держались указательными пальцами. Уже в дверях я почувствовала, как за правую руку меня кто-то схватил. Я отпустила руку Генри и сделала шаг назад. Что это было? В кофейне горели только свечи, поэтому в темноте было трудно что-либо разглядеть. И я не могла понять, что за человек сидел за последним столиком, но тут я узнала запах: точно так же пахла одна зеленая фланелевая рубашка, которой я так дорожила.

Лиам.

СОРОК ДВА

Когда я увидела Лиама в кофейне, у меня не возникло такое же чувство, как при встрече с Датой Чейзом в «Дэйри куин» через сотню лет после того, как мы кувыркались вместе, такое чувство, типа: «Фу, неужели этот отморозок мне когда-то нравился, и что на меня тогда нашло?». Нет, к сожалению, сердце вновь упало в желудок и появилось непреодолимое химически-гормональное желание сесть к нему на колени, прижаться грудью к его груди, впиться в него губами, пробежать пальцами по взъерошенным волосам и… Нет, только не это, Уандер, — не надо начинать все сначала.

Я отправила остальных к маме и сказала, что догоню их. Компания мирно удалилась, и я вернулась к столику, где сидел Лиам.

— Привет, — это было все, что я смогла из себя выдавить.

Еще позже он не мог появиться? На моих бедрах практически отпечатался мобильный телефон оттого, что я постоянно, месяц за месяцем, носила его в кармане брюк в ожидании и в надежде, что Лиам случайно позвонит мне и попросит о встрече. И только теперь он здесь, когда я уже начала забывать обо всем?

— Потрясную песню ты исполнила, — сказал он. — Отец сообщил, что ты будешь здесь сегодня вечером, но не предупредил, что надо искать Анну Блэйк. Никогда не слышал, чтобы поп-принцессы так пели, Анна.

Достаточно язвительно.

— Карл вернулся из путешествия на «харлее» по Канаде? — спросила я. — Он послал мне открытку из Калгари, писал, что заглянет, если будет проезжать Бостон, но ни слова не писал, что пошлет тебя впереди себя.

— Он вернулся. Живет сейчас у мамы.

Мило! Карл и его дама сердца снова вместе.

— У него намечается еще какая-нибудь охранная халтура?

Кайла уволила Карла в конце турне. Карл сказал, что это был один из самых счастливых дней в его жизни, в одном ряду с днем, когда родился его панк и когда Никсон подал в отставку.

— Пока нет, но ты же знаешь этих поп-принцесс, их кругом как грязи.

— Отстань, — я вытаращила на него глаза, уже не шутя. — Давай не будем об этом! Говори что хочешь о моей так называемой карьере, но она помогла моей семье в трудные времена, дала мне возможность увидеть мир и уехать из города, в котором я не могла больше оставаться…

— Не надо оправдываться, я знаю, что ты много работала. Извини, я переборщил. — Он ждал, что я что-нибудь скажу. Я молчала, поэтому он произнес: — Ты прекрасно выглядишь. Как будто другой человек.

— Кого волнует, как я выгляжу?

Он был все такой же небрежно стильный, но зеленых пятен на волосах больше не было, — теперь он выступал с лохматой копной каштановых волос и в очках с проволочной оправой.