Попаданец наоборот. С Гражданской войны на Великую Отечественную

Дом содрогнулся от взрыва. Идиллия кончалась. Они бросились на лестницу и дальше во двор. Как раз вовремя. Дом, и без того повреждённый многочисленными попаданиями мин и снарядов, обрушился, превратившись в огромную груду битого кирпича. Ещё пара взрывов, артобстрел прекратился. Истомин оглядел развалины.

– Вовремя мы оттуда убрались, ещё бы чуть-чуть и…

– Это наверняка немцы, по их душу дом накрыли, не иначе напарник убитого снайпера артиллерию навёл.

– Ладно, всё хорошо, что хорошо кончается. Он обернулся к Оле.

– Ну так как насчёт рапорта

Звука взрыва Истомин не услышал, а только лишь успел краем глаза заметить, как в каких-нибудь полусотне метров от них встала дыбом земля, а потом его с невероятной силой что-то ударило в грудь, и он провалился в чёрную пустоту небытия.

Глава 14

«Тук, тук, тук, что это так стучит, будто вода капает, или нет, не вода так стучат». Истомин открыл глаза. Вагон поезда, а это стучат колёса. Он в эшелоне, но не в теплушке, нет. Боль возникла внезапно, вернув осознание реальности. Санитарный поезд, да, именно так, но тогда…

– Сестра, сестра, тут тяжёлый очнулся! – прокричали откуда-то сверху.

Послышались торопливые шаги, и над Истоминым склонилась женщина в белом халате.

– Как самочувствие

– Что с Олей – еле ворочая пересохшим языком, прохрипел Истомин. – Мы вместе были, она живая И воды, воды дайте.

– Воды Да, да, сейчас, сейчас.                                          

Медсестра отошла и  через  минуту  вернулась,  неся  в                                            

руках поильник. Истомин присосался к носику и стал жадно пить свежую прохладную воду. Выпил почти всё и только тогда почувствовал, что пить больше не хочет и может нормально говорить.

– Так что с Олей

– Не знаю, – пожала плечами медсестра. – Ты четверо суток без сознания был. Самый тяжёлый в нашем вагоне. Шесть осколков в грудь, а один так вообще чуть ли не из сердца вынули. А где Оля, не знаю, правда. Может, в другой госпиталь попала или может в нашем поезде. Я поспрашиваю.

– Так, что тут у нас Подошёл врач.

– Пришёл в себя, отлично. Считай, второй раз родился. Повезло тебе с гребешком. Если бы не он, прошел бы осколок до сердца.

– С каким гребешком – не понял Истомин. И тут же вспомнил, что во время предыдущей охоты нашёл на развалинах сгоревшего дома красивый латунный гребень с узорной чеканкой и решил подарить его Оле на день рождения, а пока положил в левый нагрудный карман гимнастёрки.

– Так это что же выходит

– С тем, что у тебя в кармане аккурат напротив сердца лежал, – пояснил врач. – В нем осколок и застрял. А про Олю не думай пока. Если ты выжил, то и с ней всё в порядке будет. Может, не раненая даже. Тебе сейчас поесть надо и поспать, вечер уже. И имей в виду, что если сам себя накручивать станешь, осложнения начаться могут, а то и вообще.

Есть Истомину, как ни странно, совершенно не хотелось, но раз надо, так надо. Врачу видней.

– А теперь спать, – распорядилась медсестра. – Если что, позови, да я и сама ещё подойду.                                    

Истомин закрыл глаза, но сон не шёл. «Оля, что с ней

Живая или нет»

«Охота на немецкого снайпера, артобстрел, обрушение дома и взрыв одиночного снаряда. Снаряд взорвался сбоку, они были в неглубокой воронке, причём Оля… Да, должна была остаться живой. Ведь он фактически прикрыл её своим телом от осколков и поэтому… А если всё-таки нет Нет, не может этого быть, не должно. Ведь он же шесть осколков в грудь, и живой. Так почему же она…»

Лёгкий укол в плечо и бешеный водоворот эмоций стал ослабевать. Мысли превратились во что-то аморфное и бессвязное, и Истомин погрузился в сон. А сон был необычный. Во сне он летел. Летел над чёрной землёю, оставив далеко позади санитарный эшелон. Сначала внизу была тьма, потом засияли огни. «Далеко от фронта, – понял Истомин, – не нужна светомаскировка». Всё дальше и дальше на восток. Равнина сменилась горами, потом горы расступились, образуя долину. В долине был город. Невидимой тенью скользнул Истомин по спящим улицам и остановился возле небольшого здания. Третий этаж, первое окно справа, Оля, там. Стены – не преграда, он внутри. Двухместная госпитальная палата, на ближней к нему кровати спит Оля. Истомин смотрит на неё. Оля открывает глаза, тихо шепчет «Вася». Дикий душераздирающий крик заполняет палату. Лежащая на соседней с Олей кровати девушка смотрит на Истомина полным ужаса взглядом. Резкий рывок, стремительный полёт назад. Скорость огромна. Всё мелькает кругом. Ощущение падения в бездну, дальше темнота».