Попаданец в себя, 1960 год (СИ)

Игры у них, детей будущего, не пахнут травой и пылью, от этих игр не хлюпает ступня в тапочках и не болят сбитые в кровь коленки. Эти игры безжизненны, как длинный огурец ГМО, как отношения соседей, разделенных придомными клумбами с синтетической вечнозеленой травой, как робот-пылесос, вихляющий по комнатам в поисках мусора.

Колбаса — редкость, но если её «выбросили», то домой мы несем КОЛБАСУ, а не синтетическое убожество из сои и пальмового масла. Курица тоща, синебока, но она пахнет курицей, дает крепкий бульон и отварное мясо, в отличие от будущей — толстобокой и гламурной, исполненной анаболиками, антибиотической отравой и женский гормон эстроген, который увеличивает скорость набора массы тела курицы.

Я старел в опасном мире, в мире где власть над людьми получили не политики, а торгаши, заменяющий качество продуктов и продукции наглой рекламой. В среднем та же курица при её промышленном производстве живёт всего лишь 32 дня, после чего умирает своей смертью, если ее не забьют. Она столь же искусственна, как и огурец ГМО, но огурец просто бесполезен, а курица вредна: употребление мяса курицы, произведённого промышленным способом, вызывает гормональный сбой как у мужчин так и у женщин, а так же вызывает появление устойчивых к воздействию антибиотиков бактерий, не говоря уже о разного рода аллергиях на куриное мясо. Если страдают наши гормоны и ДНК, то страдает и развитие человека.

Впрочем, надо прекращать этот поток сознания, небось не фельетон ваяю, а конкретный роман о попадание в прошлое, в себя самого юного. О том, как прожить жизнь заново, что многие мечтают. Надо описывать факты и действия, а не расплываться мыслью по древу. В моей прошлой жизни был такой успешный графоман Щепетнев, который за пять лет к 2017 году настрочил 47 книг, из них издал 45. Все книги на тридцать процентов сдобрены сексуальными подробностями, на тридцать — описанием драк и на 40 — инфантильной философией автора. Вот тот писал (будет писать) именно неряшливым потоком слов и мыслей. Но начали издавать, коммерческую выгоду в его писанине увидели. Его перещеголял только Поселагин (98), который в детстве голодал что-ли — везде и всегда его ГГ гребет хабар, создает безразмерные хранилища, которые уступают по размерам только его графомании. До сих пор помню «рецензию»» из его псевдотворчество:

«Хочется читать дерьмо — читайте Поселягина».

Впрочем, опять меня уносит в тот будущее, где я давно умер (наверное умер). А нынче 1960 год, мне 17 лет и у меня все хорошо.

Глава 8

На фото: Дом специалистов в Иркутске

Глубокая осень, конец октября. По ночам крепко подмораживает, батареи греют вовсю (еще бы — профессорский дом), днем на улицах хорошо, не жарко и можно ходить в пиджаке. До сих пор у меня в подсознание страх перед жарой (мерзкая память о последних годах в Израиле, о тягучем воздухе июля, в котором плавится органика и только сухие тарантулы, да скорпионы ползут в кондиционированную прохладу квартир). Донашиваю папины костюмы, их осталось целых два: светлый из ткани «метро» и темный из ткани «жатка». В третьем — черном его похоронили.

Прошло полгода после моего воплощения во мне же юном, но до сих пор сознание смущено и восприятие реальности не полное. Такое впечатление что я — старый пердун убил несмышленыша, пацана, дотянулся до ребенка из могилы своим гнилым ртом с остатками желтых зубов. И нет у меня уверенности, что я воплотился в самого себя юного, а вдруг это — иной мир, совсем другой лепесток бесконечного веера миров Земли, и я банально убил ребенка из иной реальности… Пытаюсь доставать из памяти детали более полувековой давности и сличать их с реалиями. Но и тут может быть ошибка, ибо я веду себя иначе и действительность может измениться.

Но есть и «плюшки» — мозг активен невероятно. Память, реакции, аналитика… Я не физиолог, но все мои будущие знания ищут аналогию в передаче информации. Мои знания, мой жизненный опыт, вся инфа, накопленная за 80 лет была чудесным образом введена в мозг семнадцатилетнего пацана и как-то расшевелила его, активировала нейроны.

Время пока неторопливое, особенно провинциальное, так что мои дни растянуты и неспешны. Но я, привыкнув совсем к иному темпу жизни, наполняю эту неспешность учебой и развлечениями.

С вузом проблем нет, если не считать проблемой мерзкие лекции по коммунистическим программам. История КПСС и прочие марксистско-ленинские штучки-дрючки, кои выбрасываешь из памяти сразу после экзаменов. Вообще-то я в той жизни лет в двадцать пять как-то полистал ленинский «Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии» — главная работа В. И. Ленина по философии. Труд мощный, им и спасался в прошлом на экзаменах по истмату и диамату (Диалектический и исторический материализм). Уверен, преподы научного коммунизма его не читали.