Когда начался крен я вывалился с койки и на автомате схватил из рундука спасательный жилет. Потом мой старческий мозг вспомнил о переохлаждении в море и извлек из рундуков памяти увлечение аквалангом и погружения в Байкал, где вода по определению всегда ледяная. (Если выживу – расскажу, как нырял в Байкале за убитым медведем, тогда моя первая в жизни заметка появилась в центральной прессе: «Медведь в море»).
Я методично пошел по начальническим каютам в поисках гидрокостюма. Онный нашелся у старшего электрика. Вернулся к себе, дрожа от ужаса, надел на голое тело гидрокостюм, потом спасжилет. Гидрокостюм из губчатой резины впускает воду и эта вода согревается, не циркулирует, греет лучше любого теплого белья. И не намокает, – это я щучу сквозь слезы, так как бегу на верхнюю палубу, скольжу по исхоженным трапам. А судно все кренится и я уже не столько бегу, сколько карабкаюсь на металлическую гору корабля.
Кто-то подхватывает меня под руку, помогает. Боцман. Сторонник трезвого образа жизни в море. Покойники они всегда трезвые.
Вываливаемся на скользкую палубу, боцман буквально бросает меня в шлюпку, которую спускают с кормы, прыгает вслед за мной. Шлюпка здоровенная, морская. Нас в ней человек тридцать. Боцман командует и ребята начинают грести не в разнобой, а синхронно. Шлюпка медленно отползает от тонущего судна. Время идет рывками, как будто сама смерть выгребает против его потока.
Стираю брызги с лица, стираю бессмысленно, ибо поток брызг постоянный. Гидрокостюм уже полон водой, она неприятно холодит пах и живот. Море на вкус не столько соленое, сколько пропитано йодом. Это водоросли дает йодный привкус, подсказывает ошеломленное скоростью событий сознание. «Чего сачкуешь, салага, – пихают меня под бок, – смени Деда, видишь он ранен». Дед – главный над машинами уступает мне весло. Обхватываю толстую рукоятку обеими руками. «И раз, и раз», – командует боцман.