Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов 2

Помнится, Таня долго меня доставала. И я знаю, что сейчас произойдёт.

Она продолжает тыкать пальцем в плечо:

– Да ты не просто чокнутая, ты дура и глухая. Вам всем в дурку пора переехать.

Не дождавшись реакции, Таня тыкает пальцем мне в скулу.

В следующий миг я взвиваюсь, и она отлетает к соседней парте, та со скрежетом отъезжает, детишки прыскают в сторону, а я налетаю на Таню и молочу её кулаками. Лицо у меня яростно-сосредоточенное. Таня крупнее, выше на полголовы, но я сметаю её своим напором, мы катимся по полу, царапаемся, впиваемся в косы, отбиваемся. Дети верещат. Таня сильнее, но я – отчаяннее, умудряюсь придавить её к полу дёргаю за косу. Таня зубами впивается мне в руку, а я… я перехватываю её руку и тоже кусаю. Сопя, застыв в яростном противостоянии, глядя друг другу в глаза, мы отчаянно сжимаем челюсти.

Сейчас у меня взрослой сердцебиение взвивается до предела, дыхание учащается. И я заставляю себя дышать медленно-медленно, чтобы подавить воздействие адреналина. Мысленно даже отжиматься начинаю, стараясь ярко представлять эти ощущения, ведь мысли влияют на тело, обманывают его.

Я знаю, чем завершится это противостояние. И вмешиваться не собираюсь.

– Да ты боевая, – хмыкает Мара.

– Ага, и, заметь, кусаться с детства люблю, – небрежно отзываюсь я.

Глаза Тани наполняются слезами, рот некрасиво распахивается, лицо наливается багрянцем, и она начинает громко реветь.

В разборках того времени слёзы – признание поражения.

Но дежурный учитель уже здесь, растаскивает нас, кричит.

Под присмотром Мары я наблюдаю, как нас всех ругают, тащат к завучу, и мне выговаривают за драку. После этого случая меня остерегались трогать руками, только словесно, но и я осознала, что физическая расправа над противником хоть и приносит удовлетворение и некоторые преференции (меня ведь действительно опасались трогать физически), но и проблем от этого много.

Не знаю, в чём заключается испытание: мне предлагалось вмешаться и помочь себе? Навалять детишкам? Усовестить их? Оттягать за космы несправедливого завуча, без разборок свалившего всю вину на меня, а потом всё же умасленного моей мамой? Попытаться решить всё миром? Разрыдаться от жалости к себе?

Не знаю, после мысленных отжиманий я предпочитаю скатиться в философские размышления о жизни. Эти размышления помогают расфокусировать взгляд и практически не слышать происходящего, так что навеянная лабиринтом иллюзия довольно быстро тускнеет, и мы с Марой вдруг снова оказываемся на лесной полянке.

С этой поляны, как и с прошлой, в разные стороны расходятся шесть тропинок. И я снова прислушиваюсь к себе, стараясь кровью почувствовать, где сейчас Санаду.

***

Умом Санаду понимает, что не может так просто из другой вселенной попасть в спальню Изрель, а вот нервы это понимать отказываются.

Потому что он не чувствует вторжения в разум – все щиты на месте.

Потому что запахи и ощущения неотличимы от настоящих.

И Изрель тоже очень похожа на настоящую – вся полностью до последнего испускаемого флюида ментальной магии и запаха. Реальна во всём, кроме её странного желания.

– Санаду, прекрати убегать! – на бегу требует она.

Но Санаду, придерживая панталоны, – единственное, что осталось у него от одежды, – продолжает носиться вокруг её высокой, большущей кровати с балдахином. А Изрель гоняется за ним.

Носятся они с тех пор, как он при попытке побега не смог пробить головой окно и остался без штанов.

– Изрель, я же старый для тебя, – напоминает Санаду.

– Ничего, я открыта для экспериментов! – не отстаёт Изрель.

– Ты не любишь вампиров!

– А ты остановись, и я покажу, насколько ты заблуждаешься.

– Не надо!

– Санаду, ну что тебе, жалко что ли со мной переспать?! Трудно? Я никогда тебя об этом не просила.

– И не стоит начинать!

– Давай попробуем.

– Изрель, у нас исключительно деловые отношения, мы же договорились!

«Это не может быть правдой, – повторяет про себя Санаду, не забывая сохранять дистанцию. – Это не может быть правдой!»

Но при этом всё такое настоящее!

– Я тороплюсь! – не сбавляя скорости Санаду косится на дверь, но понимает, что рваться к ней бесполезно: как только его с Изрель перестанет разделять кровать, та его поймает, он же не воюет с женщинами, отбиваться будет трудно.

– Удовлетворишь меня – отпущу, – Изрель бодра и напориста. – Быстрей начнём, быстрее кончим!

– Я протестую!

– Протест отклоняется! – Изрель прибавляет скорость, и Санаду тоже приходится шевелиться усерднее.

Он огибает противоположную от выхода сторону кровати, когда дверь приоткрывается, пропуская Сонли. Она плотоядно смотрит на пробегающего мимо Санаду и скалится в улыбке.

– Изрель, я помогу! – Сонли встряхивает наручниками.

Санаду даже обдумать ничего толком не успевает, как оказывается на удерживающей балдахин раме. А оттуда перепрыгивает на люстру, благо потолки высокие. Хрустальные подвески на люстре нежно позвякивают.

Черноволосая Изрель и беловолосая Сонли, всё ещё покачивающая наручники, подходят ближе, смотрят на него снизу вверх, словно хищницы на загнанную на дерево добычу.