Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов 2

Качнувшись, Санаду кладёт руки на край крыши фургона и отбивает дробь пальцами, словно отыгрывает мелодию на клавишах.

– Как бы это объяснить, – Санаду тоже смотрит во тьму и продолжает отбивать незнакомую мелодию. – Я знаю, как чувствуют другие. И добропорядочные существа, и закоренелые преступники, и маньяки. И я даже знаю, что не один воспринимаю всё так… словно через сглаживающий фильтр. Просто негативные эмоции – я не даю им воли. Даже там, где это, казалось бы, нужно.

– И в чём польза негативных эмоций?

– Для повышения ответственности, например. Вот взять недавнюю ситуацию с вампирским безумием: я понимаю, что это плохо, мне жаль погибших, жаль тех, кто потерял близких. Но при этом я отношусь к этому как к чему-то такому из серии «дерьмо случается».

– Оно действительно случается, а ты ничем не мог помочь подданным, так зачем об этом переживать? Ты бы помог, если бы мог.

– Помог бы, конечно.

– Но у тебя не было возможности, так зачем переживать о том, что ты не способен изменить?

– Как-то так принято, – пожимает плечами Санаду.

– Так проблема в том, что ты чувствуешь себя ненормальным?

– Да.

– Добро пожаловать в клуб, – хмыкаю я и толкаю его плечом.

Санаду невольно улыбается, но практически сразу мрачнеет:

– Или вот взять Мару. – Он опасливо на меня косится. – М-м, ты не против это обсудить?

– Ну, если тебя не смущает тот факт, что я спокойно отношусь к тому, что она была в твоей жизни, то можем обсудить. Как ты и сказал: дерьмо случается.

Нервно хихикнув, Санаду качает головой и снова становится серьёзным:

– Она была первой моей женщиной за несколько столетий. Наши отношения были весьма насыщены страстью. Но я согласился отпустить её на опасное задание.

– Не запирать же её. Она свободное существо.

– Она была моей женщиной, и я за неё отвечал.

– У неё своя голова на плечах.

– А я старше и опытнее. И когда я оказался в непризнанном мире, оказался заперт там… понимаешь, у меня была возможность вернуться сразу.

Вздёрнув бровь, поворачиваюсь к нему. Но Санаду на меня не смотрит. Он смотрит в сумрак, туда, где лежат иллюзорные тела его родных.

– Для быстрого возвращения мне надо было выкачать жизнь из нескольких тысяч человек. Такого объёма энергии хватило бы пробить канал между мирами. В моё отсутствие Мара оставалась без прикрытия. Следующее схождение миров, во время которого я мог бы открыть переход с меньшими затратами сил, ожидалось неизвестно когда. Я должен был поторопиться, должен был собрать жертвы сразу и открыть переход. Но я этого не сделал. Даже ради женщины, с которой делил постель, за которую отвечал, с которой обменивался кровью. Мы становились одним целым, но я не сделал всё возможное, чтобы быстрее вернуться к ней.

– Может, ты просто не сильно хотел?

Помедлив, Санаду со вздохом признаёт:

– Я побоялся, что из-за такого количества убитых меня замучает совесть. Я не люблю убивать, мне от этого… некомфортно. Всё время кажется, что можно как-то иначе поступить, найти другой вариант закончить конфликт. Я же не бог, чтобы решать, кому жить, а кому умереть. Особенно когда это происходит не в честном бою, не на войне, а в обыденной жизни, и убивать надо заведомо более слабого. Как-то это… бр-р, – Санаду передёргивает плечами.

– Ну вот, а ты жалуешься на недостаточную глубину чувств.

Санаду косится на меня.

– Нет, я серьёзно, – продолжаю я. – Как ты можешь считать себя недостаточно глубоко чувствующим, если с уважением относишься к чужим жизням?

– Но и не слишком трепетно я к ним отношусь. Даже к жизням подданных, хотя готов помогать, если это в моих силах.

– А надо ли больше? – пристально смотрю ему в глаза. – Я понимаю, если бы ты вырезал всех подряд и беспокоился о том, что тебя это не трогает. Но если ты не убиваешь по любому поводу и помогаешь, когда можешь, то зачем ещё и переживать сверх меры? Переживания эти ни к чему хорошему не приводят, только жизнь сокращают. Хотя для вампира, возможно, это не актуально, но и не повод систематически страдать.

– Я не говорил о страданиях.

– А о чём тогда?

Санаду моргает и тянет:

– Ну… меня просто так часто обвиняли в бесчувственности и безответственности, пытались взывать к эмоциям, которых я не испытывал, что я уже начал сомневаться в своей нормальности.

– А мне часто говорили, что я точно сумасшедшая, но это не повод считать меня сумасшедшей, ведь «диагноз» ставили не доктора.

– И всё же я начинаю чувствовать себя неловко из-за того, что не принимаю всё близко к сердцу.

– А тебе за это платят? За то, чтобы близко к сердцу принимать?

– Э-э… – подвисает на миг Санаду и улыбается одними уголками губ, а в голосе появляются ноты облегчения. – Не платят.

– Значит, ты не обязан. Холодная голова, на мой взгляд, важнее. А то, что ты ради Мары не стал людей пачками вырезать… Ты же вроде и сам не готов слиться в экстазе с серийной убийцей.

– Не готов.