Попаданство с вакансией

Ухватил нас так быстро, что мы с мест дёрнуться не успели. Обеими руками одновременно. Кольку за брючный ремень, а меня за руку и потащил к умывальнику, висевшему на столбике. На высоте двух метров был вбит крюк, на котором крепился конец бельевой верёвки. Вот на этот крюк наш палач подвесил Кольку за ремень, как Карабас Барабас Буратино. Колька потрепыхался, потрепыхался, да и успокоился, поняв бессмысленность своего действия. Мы, два глиста в обмотках, даже сопротивляться не могли. Меня не подвесить — я в лёгком сарафанчике. Меня между ног зажали. Я не сразу допетрила, что собирается сделать этот бугай. И только когда он взял в руку мыло, до меня дошло, и я заорала.

— Молодец! — ехидно похвалил экзекутор. — Открывай рот шире и ори громче. Вон, дядька Леопольд на обед домой идёт. Я его сейчас на помощь позову.

У меня сразу звук выключился. Отец у нас строгий был. Не бил, но всё равно я его побаивалась. Да и стыдно, как узнает, что я материлась.

* * *

— Что, Лёвушка? Отучил я вас с Колькой нецензурно выражаться? — приобнимая меня за плечи, спросил со смешком.

— Отучил, — подтвердила я. — Пришлось для выражения эмоций изобретать заменители. Но однажды меня вынудили. Сорвалась. Я уже главным зоотехником работала в совхозе. Мне Уазик выделили, а водителя не дали. Ставки такой не было. Вот я сама на нём и моталась по отделениям. Эдька Шварц инженером по технике безопасности работал, а Скорняков главным инженером. Мы втроём от совхоза учились. Так и проработали всю жизнь в родном совхозе. Эдька не женат был. Он вообще до тридцати лет не женился. По отделениям летом на «Урале» с коляской разъезжал, да всё с какой-нибудь разбитной девицей. А у Скорнякова жена вторым на сносях ходила. Приехали мы на первое отделение. Скорняков-то приехал проверить ход работ по ремонту и подготовке оборудования к зимовке, а Эдька активную деятельность изображал. Они решили со мной попутно на летнюю дойку заехать. Оба на мотоциклах. Только у Скорнякова «Иж» был, но тоже с коляской. Вот и заехала я с этаким эскортом. А тут ЧП. Пьяный в зюзю пастух пригнал на обеденную дойку только треть стада.

Да-а-а, не довелось тебе послушать, какими я матюгами крыла нерадивого пастуха. Так и хотелось бичом отходить. Кроме этих двоих, ещё мехдояр, бригадир и ветсанитар стояли с раскрытыми ртами, заслушавшись, и ещё четыре доярки. От меня никто никогда нецензурного выражения не слышал, а тут такой концерт. Такие познания русской матерной речи на слушателей вывалила, что сама потом удивлялась, откуда во мне что взялось. «А вы что стоите, рты раззявили?», — напустилась, разгорячённая нерадивым пастухом на мужиков, спустив на них матерную «этажерку». Раскрутила бич над головой и дёрнула, вложив всю оставшуюся злость. Щёлкнуло знатно. Не зря с детства тренировалась бичом щёлкать. Кончик бича по земле ударил возле пяток пастуха. Тот дернул в сторону, матюгнувшись. А я швырнула бич бригадиру под ноги. «Езжай, собирай скотину. Чтоб ни одна доярка не пожаловалась, что корова, какая, не доена осталась. Всё, концерт окончен», — сказала с сарказмом и поклонилась собравшимся зрителям. Села в машину и уехала в другую бригаду. Только когда к машине шла, услышала, как Эдька Скорнякову сказал: «Ну, и кто такую бабу в жёны возьмёт? Это ж ведьма злючая, да ещё бичом орудует, как заправский цыган». Не слышала, что Скорняков ответил, а я выкрикнула: «Не надейся, тебе не достанусь. А кто возьмёт, так тот и разу не пожалеет, что взял».

— Не пожалел Юрка?

— Не знаю. Но я повода не давала. Мы с ним хорошую жизнь прожили. Стёп, а тебе не приходило в голову, что ты не один попал сюда. Не думал, что не один погиб?