Попакратия

И по палому хрустящему снегу (для тех, кто понимал в природоведении хоть что-то – остальные же называли это тополиным пухом) тронулся караван детей. То было противоестественное, противогосударственное общество человек в сорок пять, каждый из которых был чем-то молодец. Кто среди них? Саня Ладо, Стас-Алькатрас и Алка-Фиалка, Рыжик Тома, Дряблый Живот, Ирка-Ириска и еще молодой карапуз, напоминающий папу римского, того, что поляк. Что было у них своего и что проносилось мимо, в молниеносном течении времени? Под ногами мыши, в окнах стол и табуретка, подоконник и свеча, чиканутые психи, лампочка, вдоль дороги битые осенью трубы с рваными ранами стекловаты, а под ними кислый запах мочи, стираный носок на бельевой веревке, роддом, другие окна, а в них квартплата, вечерние новости, политики, обливающиеся водой из стаканов и таскающие друг друга за лацканы пиджаков, эстрада, попса, красный телефон, стиральный порошок, а над этим в небе летел самолет, но только один, и снова окна и свет: нефть, госплан, табак, суррогат. Кто там еще, в караване? Виталз, Венера Хренова, кот Эркюль, собака Хоши, сокращенно от Хо Ши Мин, малолетние рейнджеры – вот уж загадка, зачем они шли вместе с ними. Кто был замечен? Хозяин ларька, шестерка и босс, обнаружены тапочки, вилки, газеты, чьи-то глаза, всунутые в мягкую влажную почву. Что взяли с собой, подняв с земли? Кузнечика, клеммы, муху и мох, кусочек моста. Кто был там еще? Света с погремухой Полоска Света, Капитан Приветик и, конечно, Башка. Кто был убит? В дороге убили Деда Мороза, без суда и сожалений. Все секреты о нем выдал Карасик, опытный человек. Не доверять ему мало кто решался. Все было оговорено, Деда Мороза больше не было с ними. Поменяны галстук, булавка, баян и школьный дневник. Пнута ногой неопределенная протухшая еда в целлофане. Также пнуты ногами: заброшенная заправка, опорка, тюрьма, стрелки, медная валюта, вокзалы, поезда. Оспорены: суета, законы, трамвай. Воспеты: траур, тротуар, корова, поминки, заливное, колбаса. Оставлены: цинк, ухоженный садик, крепкая ограда, чай, подсолнух, семечки, кость. Юмор и тля. От всего, от всего уходили они, создав щуплыми своими телами караван ободранных малышей. Кто был убит? Не скажу. Об этом нельзя говорить. (Мертвыми будут все.)

Дома, какие они проходили дома? Не дворцы, а могилы. Время вставило нож свой в их плотную кирпичную кладку, да сковырнуло, да вдруг еще и еще, потом опять и опять, триллисотни раз, так, что карнизы и фрагменты балконов принялись слетать на людей. Кое-где дыры и голые трубы прикрыли юбками металлических сеток, чтобы уркаганы не лазали, но те ведь лазали. И Хобяка с Михрюткой пытались влезть, но не хватило сноровки, веса, мяса, костей, основательности, так повисели вдвоем да отстали.

Баламошку везли в тазу на веревке, он кричал, худоумный, оттого что дурной. Пыня, Расщеколда, Разлямзя – три сестры, три создания чудных – не ныли, держались, ведь сказали им сразу, предупредили, что можно ведь и оставить нытиков где-нибудь на дороге, если станут надоедать, а почему нет? – И вот не ныли, держались, ну разве что Пыня один раз заныла, один только раз, не больше, а потом даже и она уже не ныла, а только лицо сжимала, как сжимают кулак, словно в точку его пыталась собрать.

Спали друг на друга плечах, иногда на замухрыженных железках и песке, но ведь всего на каких-то там двадцать секунд, потихоньку, понарошку, врасторопку, враскоряку, наотмашь – и снова путь.

Шли они от выборов, от далеких колоний, от рейтингов, инбоксов, спаржи, от Хаоса. Шли они, маленькие вэйперы, будущие лайф-коучи, веганы, промоутеры, несостоявшиеся пранкеры, репетиторы, мерчандайзеры. В таком детстве, в котором Моцарт непременно стал бы юристом, а Достоевский – фермером. В таком детстве, в котором Дженнифер Лопез была бы библиотекарем. В таком детстве, в котором Леонардо да Винчи стал бы юмористом. Случись ему побывать в этом караване, Шекспир вырос бы бизнесменом. С таким детством Майкл Джордан занимался бы химией. С таким детством Федерико Феллини стал бы физиком или продавцом оружия. С таким детством Александр Пушкин стал бы изобретателем кассового аппарата и шил пуховики. С таким детством Джулия Робертс до сих пор работала бы официанткой. С таким детством мадам Кюри стала бы секретарем, а потом пьяницей. С таким детством Рикки Мартин был бы продавцом холодильников. С таким детством Сократ был бы частным тренером по теннису. С таким детством Эминем так и остался бы хулиганом.

Скоро караван достиг берегов смрадной реки, вокруг которой, судя по летописям, располагалась россыпь опасных дворов. Прежде здесь обитали такие старшаки, которые даже на мопедах ездили. Какая их всех настигла участь, спросить не у кого. Всё поглотили зыбучие пески истории. Разбили лагерь в палисаде, на авось, внаглую, как бы даже спецом нарываясь на неприятности. Так могло показаться со стороны. Лазутчиков никаких не замечали, криков не слышали.