Попакратия

Он большой, он плотный. Больше меня в два раза. У него голубая рубаха, расстегнутая на груди, он рискует жизнью. Потом я узнаю, что он Мишин коллега, такой же, как он, инженер. Он лезет ко мне, приближается и хватает за пояс. Если я упаду, то только вместе с ним. Он не отпустит меня, почему-то кажется мне. Я забываю про Мишу, но он смотрит. Это Миша должен был вытащить меня за пояс, а не кто другой. Но он давал приказы. Кричал. Он всегда говорит, что мне делать.

Я не знакома со спасителем. Его зовут Юра. У него седые виски.

Он вытаскивает меня. Я бросаюсь в объятья не к нему, а к Мише.

Мы пригласили Юру на ужин. Он разговорчив. Мне нравятся его шутки и уверенность в себе. Мне хочется дружить с ним. Видно, что Мише тоже. Юра надежный.

Мы встречались несколько раз, для любви. Это я соблазнила его.

Я не могла больше слушать Мишиных указаний. После этого инцидента не могла. Я стояла на высоте и падала, а он только говорил и кричал. Как я могла всерьез теперь слушать, как я должна одеваться и вешать шторы?

Я стала забираться на крыши домов, чтобы снова почувствовать высоту. Еще раз. Ощутить ее смертельное притяжение. Это сильное, почти оргазмическое чувство – притяжение земли. Сильнее, чем мои собственные силы, позволяющие не прыгнуть.

Я не из тех, кто ищет логики в этом нелогичном обществе, где месячная парковка автомобиля одного человека может стоить больше заработной платы другого. Где похороны обходятся дороже родов. Где бутылка вина дороже, чем билет на самолет. Где депиляция может стоить дороже, чем брендовая шмотка.

Юра сказал, что он не может больше встречаться. Потому что он хороший человек.

Он хороший, а я плохая. Конечно, изменять – неправильно. Я не должна. Не я сказала это. Юра сказал.

Я не знаю, это ли называется любовью. Любить – значит видеть человека таким, каким его замыслил Бог. Я не уверена, что он замыслил нас такими. Ни тебя, ни меня, ни Мишу.

Мой муж больше не принадлежал мне. Я чувствовала страшное одиночество. И снова оказалась на высоте.

Ощущение финального удара о землю было предсказуемо и длилось всего мгновение. Я умер и снял присоски со своих висков. Фантазия закончилась.

В общем, насколько я понял, основной пафос этой женщины состоял в боязни высоты, одиночестве и страсти ко всякого рода падениям. Ну или что-то вроде этого. Лично я всегда недолюбливал таких невротиков. Посмотрите, какая я «сложная». Но этого дядьку мне отчего-то стало по-настоящему жаль. Вместо того, чтобы быть облаченным в золотые доспехи, забавляться с райскими гуриями в теле античного бога, вместо всего вот этого он за свои же огромные деньжищи каждый день снова переживал вот это все. Весь этот единственный, стремный период своей несчастной жены. Слезы, да еще и секс с престарелым седым джентльменом. Ну, знаете ли, я не уверен, что на земле есть девушка, ради которой я бы сексуализировался с ее любовником.

У меня от этой мути ужасно разболелась голова. Я взглянул на историю просмотров. Помимо модуля «Алина» в последние четыре месяца старик совсем ничего не смотрел.

Мне стало жаль его. Давно отжившие любовные треугольники, страдания, из-за которых прыгают с крыш, томные закатывания глаз и обмороки. Ради этого – четыре миллиона? Лучше бы мне их отдал. А стоило это последних месяцев жизни? Каждый день проживать снова и снова чужие фэйлы. Честное слово, люди меня все еще удивляют и забавляют.

Хотя бы на озеро иногда ходил. И в сахарную кому впадал. Вот и все удовольствия.

Я посмотрел на часы и цокнул. Почти три, обед закончится через двадцать минут. Какой же я кретин. Надо поторопиться. Я бы с великим удовольствием заточил какой-нибудь вкусной лапши.

Мы, советские люди