Попасть в отбор, украсть проклятье

Только теперь я в полной мере осознала, что умерла, не просто угодив под раздачу при очередной дворцовой интриге. Нет. В империи шла война. Война не только за власть, но и за жизни мирных граждан. Она была невидима для простых людей, внимание которых отвлекали громкие заголовки новостных листков. Жителям империи интереснее было узнать о горящих заповедных лесах Кондора, увеличении цен на брюкву, новом манифесте суфражисток или светских сплетнях.

Мне захотелось спросить Арсгара о многом: о том, зачем ренегатам нужен переворот? Кто за всем этим стоит? И главное — как предотвратить кровопролитие, которое почти всегда идет рука об руку с революцией?

Но я молчала. Просто следовала за ним тенью. Ворон говорил короткими, рублеными фразами: «Обстановка?», «мне нужны копии допросов задержанных вчера», «С кем контактировала эйра Рунур за последнюю неделю?..»

Оказавшись в кабинете, Ар сразу углубился в бумаги. А я… я выполняла свое обещание — помогала тем, что не мешала. Только наблюдала, как всё мрачнее становится ворон, как морщины прорезают его лоб, а пальцы откладывают прочитанные листы. Я же все это время статуей сидела на краю дивана. Причем настолько неподвижно, что подчиненные Ара, заходя в кабинет с докладом, воспринимали меня не иначе как предмет интерьера.

Когда Ар закрыл очередную папку и выдохнул, в дверь постучали.

— Войдите! — бросил ворон.

Это был ещё один помощник Арнсгара, который принес ему полуобгорелую записку. Она была обнаружена в камере сбежавшей Рунур.

— «Тебя вызволят на рассвете. Уходя, забери спис…» — процитировал он.

— Это инструкция? — Мой голос после долгого молчания получился каркающим. К тому же я так резко повернула голову, словно у меня были не шейные позвонки, а шестеренки.

Совершенно не ожидавший такого поворота докладчик, стоявший ко мне в профиль, вздрогнул и медленно обернулся ко мне всем корпусом.

Я же удостоилась осуждающего взгляда ворона и поняла, что до профессионального молчания, когда человек способен так выразительно разразиться тишиной, что гасит любые попытки общения в радиусе пары футов, мне еще тренироваться и тренироваться. Посему тут же приступила к самосовершенствованию. Причем так резво, что, когда докладчик обернулся, я вновь была точно статуя.

— Она жив… — вырвалось у визитера непроизвольно.

— Нет, — угадав ход мыслей докладчика, перебил Ар. — Оставьте записку и свободны.

Докладчик козырнул и отбыл. А я услышала в очередной раз свое имя:

— Тай… — протянул ворон то ли просто устало, то ли обреченно.

— Извини, просто я удивилась.

Ворон изогнул бровь, словно говоря «продолжай»… Ну я и пояснила свою мысль:

— Странно, что она не знала о своей конечной цели. Ну, о том, что нужно взять список.

— Нет, не странно, — огорошил меня Ар. — Это всего лишь доказывает, что сбежавшая была пешкой, марионеткой кукловода, который опережает нас во времени. И судя по всему, он где-то рядом.

Глаза ворона блеснули, и его рука потянулась к кристаллу связи.

Я же, решив размяться, встала и пошла к окну, повернувшись к ворону другим боком — не тем, которым сидела все то время, что он просматривал бумаги.

— Список всех, у кого был доступ к камере двадцать шесть, — отчеканил он в переговорный амулет. И тут его взгляд упал на мою руку, ту самую, в которую мясник всадил нож. Секундная заминка и… — И захвати иголку с ниткой и бинт.

Тот, кому ворон отдавал приказ, не переспросил, но могу поспорить на свой будущий склеп, что сильно удивился.

— Ты собрался штопать? — вырвалось у меня.

— Да, — ворон, не иначе исповедуя истину: слова мужчины тем ценнее, чем реже произносятся, был до неприличия краток. После неприличия, впрочем, тоже. Ибо и вовсе не стал пояснять ничего больше.

Я же, как и всякая женщина, даже после смерти была не прочь бы и поговорить. Ну или хотя бы кое-что уточнить.

— И кого же? — тоном «мне твоя жизнь дорога, но не настолько, чтоб не убить» с подозрением спросила я.

— Тебя. Ты ранена. — Он взглядом указал на плечо.

— Поверь, мне не больно. Я даже не чувствую, где порез, — поспешила я заверить ворона.

— Я знаю. Но всё же лучше зашить. И нитками, а не заклинанием, которое твое мертвое тело может просто вобрать в себя, и из открывшейся раны кровь пусть и медленно, но будет сочиться. Так что не спорь, — он произнес это обыденно и… заботливо.

Хотя где холодный расчетливый ворон — и где забота? Об этом я думала, глядя на сидящего за столом Ара.

— Зачем тебе это? — Я вскинула голову.

— Не знаю, — честно ответил он. — Но я хочу, чтобы тебе от меня стало хотя бы немного лучше. От этого наложенного шва — до всего… — он резко оборвал сам себя, а потом, запустив пятерню в волосы на затылке, с отчаянием произнес: — Демоны! Никогда не чувствовал в себе таланта оратора. На это всегда были братья.

— Я поняла, — перебила я его и сделала шаг к столу, за котором сидел Ар. А затем накрыла своей ладонью другую его руку, сжатую в кулак.