Попасть в переплёт. Избранные места из домашней библиотеки

Все книги по русской философии или русских философов – это издания перестроечных или ранних постперестроечных лет, времени великих книжных переоткрытий. Собственно, понятие “русская философия” – это по преимуществу поздний XIX и первые десятилетия XX века, включая человеческий капитал “философского парохода” 1922 года. Странным сегодня кажется, что первым знакомством со сборником “Вехи” мы обязаны репринту, вышедшему в издательстве АПН “Новости” в 1990 году 50-тысячным тиражом. И ответственным за выпуск был будущий основатель издательства “Захаров” Игорь Захаров. Но примерно тогда же, а может, и чуть раньше я купил в “Академниге” на втором этаже у Яна Яновича другой сборник статей о той же, в сущности, интеллигенции, освященный именем Солженицына и его статьей “Образованщина”, “Из-под глыб” (YMCA-Press, 1974). Тогда эту антисоветчину уже можно было купить chez les bouquinistes, но не в Париже, а в Москве.

Михаил Осипович Гершензон, затеявший сборник, из принципиальных соображений не показал шести остальным участникам издания статьи друг друга. Николай Бердяев, Сергей Булгаков, Александр Изгоев, Богдан Кистяковский, Петр Струве, Семен Франк играли вслепую. Прочитав вышедший в марте 1909 года сборник, Петр Бернгардович Струве разразился гневной статьей в “Русской мысли” по поводу материала Михаила Гершензона. Но все это были мелочи по сравнению с той бурей, которую подняли “Вехи” в российском образованном сословии и политическом классе.

Как Анна Ахматова “научила женщин говорить”, так и русская интеллигенция может отсчитывать свою “письменную” историю с “Вех”.

На языке сборников

Нет, не то чтобы русская интеллигенция, по общему мнению начавшая свою историю с реформ Петра Первого, совсем уж не имела письменных свидетельств о самой себе. Хотя с гуманитарным – тем более незаимствованным – знанием на Руси всегда было плохо. Выдающийся философ Густав Шпет называл это явление “невегласие”. Однако в конце концов русская интеллигенция – от Белинского до Герцена, от Чернышевского до Ленина – писала, выступала, действовала весьма продуктивно, хотя и с разными историческими последствиями.

Больше того, выходили и философско-публицистические сборники. Примерно тот же круг участников, что и в “Вехах”, выступил в самом начале XX века под одной обложкой сборника “Проблемы идеализма”. И тем не менее по скандальному эффекту, по заложенной традиции, по насыщенности идеями, попавшими в нерв времени, “Вехи” не сравнимы ни с чем.

С тех пор русская интеллигенция и начала говорить с коллегами и властями на языке коллективных сборников. В 1918-м был отправлен в типографию, придержан из соображений личной безопасности авторов, но затем случайно распространен в 1921 году сборник “Из глубины”, написанный почти теми же авторами и пронизанный антибольшевизмом. В 1921-м эмигранты, увидевшие в советской России воплощение русского имперского духа, затеяли “Смену вех”. В 1974-м в Париже вышла собранная Александром Солженицыным книга “Из-под глыб”, в которой, в частности, была опубликована знаменитая “Образованщина”. В перестройку появились “Иное”, “Иного не дано”, “Постижение”. Потом традиция измельчала, а затем была прервана – по причине тектонических общественных, политических, экономических сдвигов.

Не то – “Вехи”. Они только в 1909 году выдержали несколько изданий. Причем каждое – по три тысячи экземпляров, а последнее – пять тысяч. Интеллигенция была обижена. Социалисты негодовали. Политический пафос сборника не разделили и русские либералы: лидер конституционных демократов Павел Милюков даже выступил с серией лекций, в которых развенчивал идеи “Вех”, полемизируя в том числе с кадетом Струве.

Измена?

Большинство участников сборника прошли примерно одинаковую интеллектуальную эволюцию. Начинали как “легальные марксисты”, полагая, что капиталистическая индустриализация аграрной России – необходимый этап развития страны. Затем обратились к религиозной философии. Попали в 1922 году на “философский пароход” или просто эмигрировали (за исключением умершего в 1920-м Богдана Кистяковского и Михаила Гершензона).