Пополам

Мама была беременна. Я сразу это понял – помнил, какой она была с Юлькой в животе. Сейчас – то же выражение лица, та же медлительность. Ласковая, но обращалась будто не ко мне, а к себе. Я думал она мне сообщит новость, но мама ничего не сказала. Спросила, как дела, как учеба. Ответы не слушала. Оживилась в тот момент, когда я не стал есть пирожное.

– Не хочешь? – спросила она.

– Нет, – ответил я. Мне и вправду не хотелось есть. Боялся, что опять стошнит.

– Можно я доем? – Мама в тот момент выглядела почти как Юлька, которая спрашивала, буду ли я есть конфету, а если нет, то съест она.

– Можно, – я пододвинул тарелку.

Мама с удовольствием съела пирожное. Мне опять пришлось бежать в туалет – вырвало. От обиды, горя и непонимания. Или всего сразу? Почему нельзя мне сказать правду? Или она думала, что я не догадаюсь, не пойму? Да я за время общения со своими разведенными родителями, разделившими детей, стал самым понимающим подростком на свете. Почему мама думала, что я не способен за нее порадоваться? А вдруг я был бы рад брату или сестре? Или мама боялась, что я тут же доложу папе? Неужели она настолько меня не знала? Я бы никогда ничего не стал делать против ее желания или пока она не разрешит. И их отношения с отцом меня не касаются. Захочет – сообщит ему, не захочет – ее право. Но я-то тут при чем? От Юльки мама тоже скрывала беременность, интересно? По отношению к сестре это было бы совсем нечестно, неправильно.

Домой я пришел почти больным. Лег в кровать. Отец вернулся раньше обычного, чему я был только рад.

– Тебе плохо? Сейчас. – Отец вызвал врача. Видимо, я совсем нехорошо выглядел.

Доктор сказал, что у меня ротовирусная инфекция. Тем более что была рвота. Я признался – сегодня вырвало дважды. Врач не выяснял, при каких обстоятельствах. Но я знал – никакой инфекции у меня нет. Это реакция на маму. На ее новое положение. Ее жизнь продолжалась. Она ждала ребенка. Значит, и мужчина появился. Мама жила дальше. А я не мог. Не понимал, как так быстро она зачеркнула прошлое, меня, отца, Юльку и начала новую жизнь, с новым мужчиной и новым ребенком. Нет, я не ревновал, совсем. Просто не ожидал, что это случится так скоро. Не был готов. У отца наверняка тоже были другие женщины, но он хотя бы не приводил их в дом, не знакомил со мной, не обсуждал, как я отреагирую, если в доме появится мачеха. А как с Юлькой? Как она отреагирует? Она уже знает, что у мамы начнется новая жизнь? Наверное, нет. А может, мама уже познакомила ее с будущим отчимом? Каким-нибудь дядей Сашей или дядей Сережей. У мамы появится ребенок, значит, Юльке как старшей сестре придется с ним возиться, присматривать, помогать. Она к этому готова? Даже я не был, если честно, хотя любил сестру с того момента как ее увидел. Но не все такие впечатлительные, как я. Юлька – точно нет. Ей все нужно знать заранее. Нужен план подготовки, как в спортивных лагерях.

Только подготовиться к этому невозможно. Когда сестра лежала в люльке, я вообще боялся к ней подходить и брать на руки. Вдруг раздавлю или уроню? Только потом, когда она немного подросла, начала ползать, перестал бояться сделать ей больно или как-то навредить. Юлька была смешная, ловкая, сильная. А вдруг мамин ребенок не будет таким? Дети ведь не обязаны любить братьев и сестер безусловно? Даже родители, как оказывается, тоже не любят детей безусловно, хотя обязаны. Инстинктивно. Но у мамы не было такой любви к нам, ко мне и Юльке. У папы, как мне кажется, тоже. Мама любила свой выдуманный мир, фантазии, приключения, где она была не женой и матерью, а… не знаю кем. Другой. Свободной, легкой, не обремененной нами, семейной жизнью. Какой она была до замужества и рождения детей, снимая с подругами одну квартиру на четверых.

Я видел ее фотографии тех лет – мама улыбается, хохочет, обнимается с подружками. Они что-то отмечают, гуляют по ночным улицам. На тех фотографиях мама была не той, которую я знал. После замужества она не улыбалась. Ни на одной фотографии. Даже на тех, где держала меня, младенца, или маленькую Юльку. Взгляд был потухшим, равнодушным. Мама больше не горела изнутри, как в молодости. Думаю, сначала папу именно это и привлекло в маме: ее задор, восторженность. Но все вдруг исчезло. Или не вдруг? Не бывает же так, чтобы люди решили жить вместе, а потом внезапно, в один момент, решили развестись? Наверное, они давно перестали друг друга понимать, если вообще когда-нибудь понимали. Мама с папой были настолько разными, что удивляюсь, как они нашли общий язык. Противоположности притягиваются? Полная ерунда. Не притягиваются, а отдаляются каждый день, пока наконец не освобождаются друг от друга. Мама как-то сказала, что их брак был ошибкой. И вся совместная жизнь с папой – огромная ошибка. Получается, и мы с Юлькой – тоже, раз были частью этой жизни? Две ошибки? Папа хотя бы не говорил, что зря женился на маме. Он не любил ее, но, как мне кажется, был благодарен за нас, детей.