Читаем Поправка-22 полностью

– Я слышал, они говорили, что припугнут тебя военным трибуналом, – сказал Эпплби, – с обвинением в дезертирстве на линии огня. Но только припугнут, а до суда доводить не станут, потому что не знают, удастся ли им доказать твою вину. И потому что это может повредить им в глазах нового начальства. Так или эдак, а ты не испугался второго захода над Феррарой, и, значит, тебя иначе как великим героем не назовешь. По-моему, ты чуть ли не величайший герой у нас в полку. И я думал, тебе будет приятно узнать, что они просто блефуют.

– Спасибо, Эпплби.

– Только поэтому я с тобой и заговорил – чтобы предупредить.

– Понимаю, Эпплби.

– Жаль, что мы подрались тогда в офицерском клубе, – смущенно ковыряя землю носком башмака, пробормотал Эпплби.

– Да брось, Эпплби, не вспоминай.

– Но драку-то начал не я. Все, по-моему, вышло из-за Oppa, который звезданул меня ракеткой по лицу. С чего бы это он?

– Ты у него выигрывал.

– Так это потому, что я лучше играю, верно? Ну а теперь, когда он погиб, разницы уже нет, лучше я играю или не лучше, правда?

– Наверно.

– И мне жаль, что я устроил всю эту суетню с атабринными таблетками на пути сюда. Ведь, если ты хочешь подхватить малярию, это твое личное дело, правильно я говорю?

– Да брось, Эпплби, не вспоминай.

– Но я ведь просто пытался выполнить свой долг. Мне не хотелось нарушать приказ. Меня всегда учили беспрекословно подчиняться приказам.

– Да брось, Эпплби, не вспоминай.

– Ты знаешь, я сказал полковнику Кошкарту с подполковником Корном, что им не следует посылать тебя на боевые задания, раз ты отказываешься летать, а они сказали, что очень разочарованы во мне.

– Так оно наверняка и есть, – грустно усмехнувшись, откликнулся Йоссариан.

– А мне плевать. Какого черта, ты уже совершил семьдесят один боевой вылет. Этого, по-моему, вполне достаточно. Как ты думаешь, они тебя отпустят?

– Вряд ли.

– Ну а если все-таки отпустят, то получится, что они и нас тоже должны отпустить, верно?

– Поэтому-то они меня и не отпустят.

– А что они с тобой сделают?

– Не знаю.

– Как ты думаешь, отдадут они тебя под военный трибунал?

– Не знаю.

– Ты боишься?

– Боюсь.

– И согласишься летать?

– Не соглашусь.

– Ладно, будем надеяться, что все обойдется, – прошептал Эпплби. – Я уверен, что обойдется, – убежденно добавил он.

– Спасибо, Эпплби.

– Мне тоже не очень-то нравится до бесконечности летать на бомбардировку – особенно сейчас, когда мы почти победили. Я дам тебе знать, если услышу что-нибудь важное.

– Спасибо, Эпплби, – сказал Йоссариан и шагнул вперед.

– Эй, – раздался самоуверенный, опасливо приглушенный голос из чащобы мелкорослого, по пояс человеку, кустарника, разросшегося возле палатки. Там сидел на корточках Хавермейер. Он жевал козинак, и его прыщи и громадные поры с угрями вокруг носа казались темными шрамами. – Как дела? – спросил он, когда Йоссариан подошел.

– Прекрасно.

– Ты собираешься летать?

– Нет.

– А если они попытаются тебя заставить?

– Откажусь.

– Дрейфишь?

– Конечно.

– Они отдадут тебя под военный трибунал?

– Похоже на то.

– А что говорит майор Майор?

– Он давно не показывается.

– Так они его исчезли?

– Не знаю.

– Что ты сделаешь, если они решат исчезнуть и тебя?

– Постараюсь им не даться.

– Они предлагали тебе какие-нибудь сделки, чтоб ты согласился летать?

– Птичкард и Краббс обещали назначать меня только в безопасные полеты.

– Послушай, а ведь это прекрасная сделка, – оживившись, заметил Хавермейер. – Я бы на такую согласился. Ты, небось, рад?

– Я отказался.

– Ну и дурак. – Туповато бесчувственное лицо Хавермейера покрылось морщинами хмурого удивления. – Но вообще-то такая сделка была бы несправедливой по отношению к остальным. Ведь, если тебя назначать только в плевые налеты, нам достанется твоя доля опасных, так?

– Это верно.

– Да, похабные штучки! – воскликнул Хавермейер и, возмущенно вскочив, упер руки в бока. – Очень даже похабные! Они, значит, готовы подло меня облапошить, потому что ты дрейфишь летать?

– Обсуди это с ними, – сказал Йоссариан и обхватил на всякий случай рукоять пистолета.

– Да нет, я тебя не виню, – сказал Хавермейер, – хотя ты и поганец. Мне, знаешь ли, тоже не улыбается до бесконечности летать. Как бы от этого избавиться, а?

– Нацепляй пистолет и присоединяйся ко мне, – с насмешливой ухмылкой посоветовал ему Йоссариан.

– Нет, это для меня не выход, – задумчиво покачав головой, отказался Хавермейер. – Я опозорю жену и сына, если буду вести себя как трус. Трусов никто не любит. А кроме того, мне хочется остаться офицером запаса после окончания войны. Запасникам платят пятьсот долларов в год.

– Тогда продолжай летать.

– Да, видимо, придется. Послушай, а как ты думаешь, могут они освободить тебя от полетов и отправить домой?

– Вряд ли.

– А все же, если отправят и предложат выбрать еще одного человека, чтоб отправить вместе с тобой, выбери меня, ладно? Не выбирай всяких типов вроде Эпплби. Выбери меня.

– Да с чего вдруг они мне такое предложат?

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза