– Ну мало ли. Ты, значит, помни, что я первый к тебе обратился, ладно? И дай мне знать, как у тебя дела. Я буду сидеть тут в кустах каждый вечер. Может, если они тебя не затравят, я тоже откажусь летать. Договорились?
Весь следующий вечер темнота материализовала перед Йоссарианом людей, интересующихся, как у него дела, и выпытывающих с изможденными тревогой лицами сокровенные сведения о нем, потому что их, оказывается, объединяло родство душ, о котором он никогда не подозревал, усиленное болезненным любопытством к его судьбе. Малознакомые ему люди из его эскадрильи материализовались перед ним словно бы ниоткуда, чтобы спросить, как у него дела. Даже летчики из других эскадрилий таились в темноте у тропинок, по которым он ходил, чтобы материализоваться перед ним с теми же вопросами. Куда бы он ни отправился после заката солнца, перед ним то и дело материализовались люди, чтобы спросить, как у него дела. Они выныривали из лесной чащи и кустов, из канав и высокой травы, из-за палаток и машин. Однажды даже его сосед по палатке материализовался перед ним с вопросом, как дела, и просьбой не говорить остальным соседям по палатке, что он к нему обращался потихоньку от них. Йоссариан медленно приближался к материализующимся во тьме фигурам – опасливо настороженный силуэт с рукой на пистолете, – никогда не зная, какая из них по-предательски обернется шлюхой Нетли или, еще того хуже, здоровенным посланцем полковых штабистов, которому поручено измордовать его до потери сознания. Постепенно становилось ясно, что они должны как-то с ним расправиться. Они не хотели отдавать его под военный трибунал, обвинив в дезертирстве на линии огня, потому что, во‑первых, полк, размещенный за сто тридцать пять миль от линии фронта, трудно было приравнять к боевым подразделениям на линии огня, а во‑вторых, именно Йоссариан разбомбил мост у Феррары при втором заходе на цель, угробив Крафта – он, кстати, почему-то почти никогда не вспоминался Йоссариану среди убитых. Но так или иначе, а начальству надо было как-то разделаться с ним, и его однополчане угрюмо ждали какой-нибудь зверской расправы.
Днем они все его сторонились, даже Аафрей, и он понял, что на свету вместе они совсем иные, чем порознь и в темноте. Ему было наплевать на них, и он по-прежнему ходил задом наперед, не выпуская из рук пистолет, в ожидании новых посулов, уговоров и угроз, когда капитан Птичкард и капитан Краббс возвращались после очередного чрезвычайного совещания из штаба полка, куда их систематически вызывали полковник Кошкарт и подполковник Корн. Обжора Джо почти не появлялся в расположении эскадрильи, и единственным человеком, который разговаривал днем с Йоссарианом, был капитан Гнус, ядовито именовавший его Герой-гроза-врагов и рассказавший ему однажды после поездки в Рим, что шлюха Нетли бесследно сгинула. Йоссариан воспринял это известие с горьким раскаянием и тоскливой печалью. Он скучал по ней.
– Сгинула? – глухо переспросил он.
– Во-во, сгинула, – ответил, похохатывая, капитан Гнус. Глаза у него устало слезились, и он утомленно тер обоими кулаками подглазные мешки на своем заостренном худом лице, поросшем, как всегда, рыжевато-белесой двухдневной щетиной. – Я хотел было побаловаться с этой безмозглой телкой, раз уж мне довелось оказаться в Риме, – просто чтобы вспомнить добрые старые деньки. И чтобы Нетли пропеллером покрутился на том свете, у-ху-ху-ху-хо! Здорово мне удавалось допекать его насчет этой телухи, помнишь? Но ее уже там не было.
– А кто-нибудь знает, где она? – спросил Йоссариан, постоянно коривший себя за те невзгоды, которые ей наверняка пришлось из-за него пережить, и почти скучавший по ее непримиримо свирепой ненависти к нему.
– Там никого не осталось, – весело объяснил Йоссариану капитан Гнус. – Неужто не понимаешь? Они все сгинули. Их притон погорел.
– Погорел?
– Ну да, погорел. А их выкинули на улицу. – Капитан Гнус жизнерадостно расхохотался, и кадык у него на шее под щетинистой кожей резво задрыгался вверх и вниз. – Про них пронюхала военная полиция, и курятник распотрошили, а курочек поразогнали. Во смеху-то, наверно, было, а?
– Да за что? – воскликнул Йоссариан, и его охватила тревожная дрожь.
– А нам-то какое дело? – откликнулся капитан Гнус и широким жестом отстранил от себя эту чепуху. – Их всех повыкинули на улицу. А гадюшник прикрыли.
– И куда же делась девчонка – ну, сестренка Нетлиевой шлюхи?
– Выкинули, – ответил, хохоча, капитан Гнус. – Вместе с остальными пропадлами. На улицу.
– Да она же еще ребенок! – возмущенно вскрикнул Йоссариан. – И никого во всем городе не знает! Как же она теперь?
– А как хочет, – равнодушно пожав плечами, ответил капитан Гнус, но потом с радостным любопытством посмотрел на Йоссариана. – Эй, в чем дело? Ишь ведь как тебя проняло! А я, дурак, сразу не рассказал, чтоб ты жрал, оглоед, чего дают. Ну так жри сейчас. Да куда ты? Куда? Жри, тебе говорят, здесь, а я на тебя погляжу!
Глава тридцать девятая
Вечный город
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги