Читаем Поправка-22 полностью

– Конечно, – весело ответил подполковник Корн, отпустив могучих конвоиров небрежным взмахом руки, и чуть презрительно кивнул – откровенно довольный, как всегда, когда он мог быть откровенно циничным. Квадратные, без оправы стекла его очков мерцали коварным блеском. – Ведь мы не можем просто отпустить вас домой, потому что вы отказались летать, а всех других по-прежнему держать здесь, правильно я говорю? Это едва ли было бы справедливо по отношению к ним.

– В том-то все и дело, черт бы его побрал! – рявкнул полковник Кошкарт, неуклюже топоча по кабинету вроде запыхавшегося и злобно фыркающего быка. – Я бы с удовольствием засовывал его связанным по рукам и ногам в самолет, чтобы он не пропускал у меня ни одной бомбардировки. С огромным бы удовольствием!

– Видите ли, – знаком попросив полковника Кошкарта помолчать, сказал подполковник Корн, – вы очень усложнили жизнь командиру полка. – Подполковник Корн нагловато усмехнулся, словно бы радуясь усложнению жизни у командира полка. – Люди встревожены, и боевой дух в полку начал угасать. А виноваты в этом вы.

– Люди встревожены, потому что у нас все время повышается норма боевых вылетов, – сказал Йоссариан. – И винить за это надо вас, а не меня.

– Нет, виноваты вы, потому что отказались летать, – резко возразил подполковник Корн. – Люди спокойно воевали, пока знали, что нашу норму необходимо выполнить и другого выхода у них нет. А вы показали им сомнительный выход, и теперь их обуяла тревога.

– Пора бы ему понять, что идет война, – мрачно проворчал, не глядя на Йоссариана, полковник Кошкарт, расхаживающий из угла в угол.

– Я думаю, он давно это понял, – сообщил полковнику Кошкарту подполковник Корн. – А иначе зачем бы ему отказываться летать?

– И это его не смущает?

– Вас это не смущает? – имитируя с насмешливой серьезностью тон полковника Кошкарта, осведомился у Йоссариана подполковник Корн.

– Нет, сэр, – едва не ухмыльнувшись ему в ответ, сказал Йоссариан.

– Так я и думал, – тяжело вздохнув, сказал подполковник Корн и удовлетворенно сцепил пальцы рук на своем гладком, широком, смуглом и блестящем черепе. – А ведь ради справедливости вы должны признать, что относились мы к вам неплохо, верно я говорю? Мы кормили вас, регулярно платили жалованье. Мы наградили вас медалью и даже произвели в капитаны.

– Мне не следовало давать ему звание капитана, – удрученно сказал полковник Кошкарт. – Мне надо было отдать его под военный трибунал за головотяпство при бомбардировке Феррары.

– Я советовал вам не давать ему капитана, – сказал подполковник Корн, – но вы никогда меня не слушаете.

– Как это – советовали? Ну да, именно советовали дать ему капитана. Разве нет?

– Конечно, нет. Но вы никогда не прислушиваетесь к моим советам.

– Да, на этот раз надо было прислушаться.

– Вы никогда меня не слушаетесь, – наставительно сказал подполковник Корн. – И вот вам результат.

– Ладно, хватит! Перестаньте зудеть. – Полковник Кошкарт засунул руки в карманы брюк, угрюмо ссутулился и отвернулся. – Вы вот вместо брюзжания лучше сформулируйте, что мы собираемся с ним сделать.

– Я думаю, мы собираемся послать его домой. – Весело посмеиваясь, подполковник Корн отвернулся от полковника Кошкарта и посмотрел на Йоссариана. – Вы отвоевались, Йоссариан. Мы собираемся послать вас домой. Вы такого благодеяния, разумеется, не заслужили, поэтому-то, в частности, я и готов пойти вам навстречу. Нам сейчас невыгодно рисковать, пытаясь управиться с вами как-то иначе, и мы решили отправить вас домой. Разрабатывая сделку…

– Какую еще сделку? – с оскорбительным недоверием перебил подполковника Корна Йоссариан.

– Паскудную сделку, можете не сомневаться, – уверил его подполковник Корн и, запрокинув голову, удовлетворенно рассмеялся. – Сделка пакостная. Но вы ее, безусловно, примете.

– Так-таки и безусловно?

– Безусловно, Йоссариан, хотя от нее разит мерзостью за десять миль. Да, кстати, у меня к вам вопрос. Вы говорили кому-нибудь, что отказались летать?

– Нет, сэр, – без запинки ответил Йоссариан.

– Прекрасно, Йоссариан. – Подполковник Корн с одобрением кивнул. – Мне нравится, как вы лжете. Вы далеко пойдете в этом мире, если в вас проснется здоровое честолюбие.

– Пора бы ему понять, что идет война! – внезапно гаркнул полковник Кошкарт и мрачно дунул в свой изящный мундштук.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза