Читаем Поправка-22 полностью

– Мы запрашиваем даже меньше, чем вам сейчас кажется, – ничуть не обескураженный ехидством Йоссариана, весело уверил его подполковник Корн. – Вы и представить себе не можете, как легко поддерживать с нами добрые отношения, вступив однажды на этот путь. – Подполковник Корн поддернул свои мешковато необъятные брюки. Темные морщины, идущие у него от крыльев носа к массивному подбородку, раздвинула похожая на оскал улыбка. – Видите ли, Йоссариан, мы хотим вывести вас в люди. Мы присвоим вам звание майора и даже дадим еще одну медаль. Капитан Флум уже готовит материал для прессы о вашей доблести при бомбардировке Феррары, о глубокой и непоколебимой преданности своему полку и воинскому долгу. Все это, кстати, цитаты из будущих репортажей. Мы собираемся прославить вас и послать домой как героя, затребованного Пентагоном для выступлений перед народом и укрепления патриотизма. Вы будете жить лучше всякого миллионера. Вас будут носить на руках. Вы будете принимать парады и произносить речи, призывая людей покупать облигации военного займа. Перед вами откроются великие возможности, когда вы станете нашим парнем. Заманчивая судьба, не так ли?

– Я не уверен, что хочу произносить речи, – внимательно выслушав подробности будущей сделки, сказал Йоссариан.

– Так забудьте о речах! Гораздо важнее, что вы будете говорить здесь. – Подполковник Корн согнал с лица улыбку и, нагнувшись к Йоссариану, многозначительно отчеканил: – Мы посылаем вас домой отнюдь не из-за вашего отказа летать – вот что вы должны говорить летчикам. А генералу Долбингу и генералу Шайскопфу незачем знать о наших, так сказать, трениях, ясно? Именно на этом будет держаться наша дружба.

– А что мне говорить людям, которые спрашивают, почему я отказался летать?

– Говорите им, что вам сообщили по секрету про приказ о вашей отправке домой и вы не хотели рисковать жизнью накануне отъезда. Просто легкие недоразумения между своими, понимаете?

– И думаете, мне поверят?

– Разумеется, поверят, когда увидят, какие мы друзья, и прочитают в газетах ваши панегирики полковнику Кошкарту и мне. Не беспокойтесь о летчиках, Йоссариан. Мы быстренько приструним их, как только вас отправят домой. Они склонны проявлять строптивость, только пока вы здесь. Хороший сорняк, как говорится, из поля вон, – заключил со здравой иронией подполковник Корн. – Больше того – и это будет самое замечательное, – ваша судьба, вполне вероятно, вдохновит их на дополнительные боевые полеты.

– Ну а если я надую вас, когда вернусь в Штаты?

– После того, как вы согласитесь получить медаль, звание майора и молча примете все наши славословия? Вам никто не поверит, а Пентагон позаботится, чтоб вы не ерепенились… да и зачем вам ерепениться? Вы же собираетесь стать одним из наших, не забывайте. Вас ждут неисчислимые привилегии, богатая и шикарная жизнь, преуспеяние, могущество и слава. Надо быть дураком, чтоб отвергнуть все это ради моральных догм, а вы вовсе не дурак. Ну как, подходит вам наша сделка?

– Трудно сказать.

– Или сделка, или трибунал, Йоссариан.

– Но это ведь подлость по отношению к нашим парням, верно?

– Гнусная подлость, – оживленно подтвердил подполковник Корн и безучастно умолк, с тайным удовольствием поглядывая на Йоссариана.

– А, собственно, какого черта? – взъярился Йоссариан. – Если они не хотят летать, пусть открыто упрутся, как я, и дело с концом.

– Совершенно верно, – согласился подполковник Корн.

– Я не обязан рисковать ради них жизнью, правильно?

– Совершенно правильно.

Йоссариан решительно улыбнулся.

– Ну, так, значит, по рукам! – ликующе воскликнул он.

– Вот и прекрасно, – откликнулся подполковник Корн – гораздо, впрочем, сдержанней, чем ожидал Йоссариан, – и соскочил со стола. А потом, расправив кое-как складки своих всегда мятых брюк, протянул Йоссариану вялую руку. – Добро пожаловать в наши ряды, – сказал он.

– Благодарю, подполковник. Я…

– Зови меня Блеки, Джон. Мы ведь теперь свои.

– Ладно, Блеки. А меня приятели зовут Йо-Йо. Я…

– Приятели зовут его Йо-Йо, – сообщил полковнику Кошкарту подполковник Корн. – Почему бы вам не поздравить нашего друга с разумной сделкой, которую он заключил?

– Ты заключил разумную сделку, Йо-Йо, – сказал полковник Кошкарт, неуклюже, но воодушевленно пожимая ему руку.

– Благодарю, полковник. Я…

– Зови его Чак, – сказал подполковник Корн.

– Да-да, зови меня Чак, – нелепо расхохотавшись, сказал полковник Кошкарт.

– Ладно, Чак.

– Уходят, улыбаясь, – прокомментировал подполковник Корн, положив им руки на плечи и подталкивая их к двери.

– Загляни как-нибудь к нам поужинать, – гостеприимно пригласил Йоссариана полковник Кошкарт. – Например, сегодня. В штабную столовую. Договорились?

– Благодарю вас, сэр. Я…

– Чак, – укоряюще поправил его подполковник Корн.

– Верно, сэр, Чак. Я пока не привык.

– Привыкай, друг.

– Ладно, друг.

– Ну, спасибо, друг.

– Да чего там, друг.

– Пока, друг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза