Читаем Поправка-22 полностью

– Я думаю, он давно это понял, – едко сказал подполковник Корн, – тем более что вы ему уже об этом сообщили. – Подполковник Корн, как бы ища у Йоссариана сочувствия, утомленно нахмурился, и его глаза за стеклами очков блеснули почти нескрываемым презрением. Он оперся обеими руками о столешницу и задвинул свой дряблый зад поглубже, так, что угол стола оказался у него между ляжками, а короткие ноги свободно болтались над полом. Он слегка постукивал каблуками по массивной тумбе желтоватого дубового стола, и было видно, что его бурые носки без резинок съехали к щиколоткам, поразительно тонким и белым. – Вы знаете, Йоссариан, – как бы размышляя, проговорил он дружелюбно, слегка насмешливо и почти искренне, – я, можно сказать, вами восхищаюсь. При вашем недюжинном интеллекте и твердых нравственных принципах вы избрали позицию, которая требует основательного мужества. А я, как человек с кое-каким интеллектом и без всяких принципов, имею возможность по достоинству это оценить.

– У нас очень трудное время! – раздражительно буркнул из дальнего угла полковник Кошкарт, не обратив никакого внимания на разглагольствования подполковника Корна.

– Очень трудное, – со спокойным кивком подтвердил подполковник Корн. – Нам сменили командование, и мы не можем выставить себя в неблагоприятном свете перед генералом Долбингом и генералом Шайскопфом. Вы об этом, полковник?

– Неужели у него нет патриотизма?

– Вы готовы сражаться за свою страну? – спросил Йоссариана подполковник Корн, умело подражая брюзгливо самодовольному, всегда уверенному в собственной правоте полковнику Кошкарту. – Готовы отдать жизнь за меня и командира полка?

– Что-что? – настороженно воскликнул Йоссариан. – А вы-то с полковником Кошкартом тут при чем? Моя страна и вы – это вовсе не одно и то же.

– Мы нерасторжимы со страной, – хладнокровно и чуть насмешливо возразил подполковник Корн.

– Вот именно! – пылко вскричал полковник Кошкарт. – Вы или за нас, или против. Ничего другого быть не может.

– Боюсь, что он вас поймал, – сказал подполковник Корн. – Вы или за нас, или против своей страны. Третьего, как говорится, не дано.

– Э, нет, подполковник. На такое я не клюю.

– Я, признаться, тоже, – невозмутимо сказал подполковник Корн. – Но все остальные глотают вместе с крючком.

– Вы позорите свое воинское звание! – впервые обратившись прямо к Йоссариану, гневно взвыл полковник Кошкарт. – И как это вам удалось пролезть в капитаны?

– Неужели забыли? – подавив довольный смешок, мягко напомнил полковнику Кошкарту подполковник Корн. – Вы же сами дали ему это звание.

– Да, просчитался, что и говорить.

– А я вас предостерегал, – сказал подполковник Корн. – Но вы никогда меня не слушаете.

– Ну ладно, хватит! – вскипел полковник Кошкарт. Он уставился на подполковника Корна, подозрительно нахмурившись и уперев руки в бока. – Вы-то сами на чьей стороне?

– На вашей, полковник, на вашей, успокойтесь.

– А тогда перестаньте склочничать. Что это вы ко мне цепляетесь?

– Я на вашей стороне, полковник. Меня переполняет патриотизм.

– Вот и не забывайте об этом. – Полууспокоенный полковник Кошкарт опять принялся мерить шагами кабинет, вертя в руках свой длинный, из слоновой кости и оникса мундштук. – Ладно, давайте-ка с ним кончать. – Он ткнул большим пальцем в сторону Йоссариана. – Я-то знаю, как ему можно вправить мозги. Его надо вывести и расстрелять. Генерал Дридл наверняка бы так и сделал. Безмозглого только могила исправит.

– Генерал Дридл больше у нас не командует, – сказал подполковник Корн, – поэтому мы не можем вывести его и расстрелять. – Теперь, когда полковник Кошкарт перекипел, подполковник Корн снова чувствовал себя свободно и опять начал постукивать каблуками по тумбе стола. Он повернулся к Йоссариану. – Итак, мы решили отправить вас домой. Это решение пришло не сразу, но в конце концов нам удалось разработать веселенький планчик, при котором ваш отъезд не вызовет слишком сильного неудовольствия у ваших однополчан. Вы рады?

– Какой такой планчик? Я вовсе не уверен, что он меня обрадует.

– Он вас возмутит, – посмеиваясь, объявил подполковник Корн и умиротворенно сцепил руки на лысой голове. – Вы будете его проклинать. Он действительно гадостный, и ваша совесть наверняка взбунтуется. Но вам придется его принять. Вам придется его принять, потому что он предусматривает ваше возвращение домой недельки через две, а иначе вы домой вообще не попадете. Иначе вы попадете под военный трибунал, так что выбирайте сами.

– Бросьте блефовать, подполковник, – с усмешкой сказал Йоссариан. – Вы не посмеете отдать меня под суд за дезертирство на линии огня. Это выставит вас в дурном свете перед вашим новым начальством, да и дезертиром суд меня может не признать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза