– Аслан благотворно действует на шестнадцать химических факторов, – терпеливо продолжал Хиббард. – Но сами прикиньте: что идеально для пассажира круизного судна, может не подойти трудяге на рабочем месте. Химические отличия почти незаметны, но, если мы можем осуществить настолько точный контроль, почему бы не сделать этого? Кроме аслан-бейсика, «Фармакопея» производит еще восемь вариантов: лыжный аслан, аслан-хакер, аслан-потенция-ультра, аслан-тинейдж, аслан-клаб-мед, аслан-золотые-годы и – что я упустил? – аслан-Калифорния. Пользуется огромной популярностью в Европе. Задача в том, чтобы через два года довести количество этих вариаций до двух десятков. Аслан-сессия, аслан-свадебный, аслан-белые-ночи, аслан-книгочей, аслан-гурман и так далее, и так далее. Американская лицензия ускорила бы процесс, но можно и обойтись. Вы спрашиваете, чем отличается крузер? Главным образом тем, что он отключает страхи. Просто переводит этот рычажок на «ноль». Аслан-бейсик этого не делает, потому что в повседневной жизни желательно сохранять небольшой уровень страхов. Я, например, сейчас принимаю бейсик, потому что я на работе.
– Как…
– Меньше часа. Вот что особенно здорово: действует сразу же. Вы сравните с теми ископаемыми, которые все еще применяют в Штатах, – им требуется месяц! Начните сегодня принимать золофт, и ваше счастье, если улучшение наступит хотя бы в следующую пятницу.
– Я не о том: как возобновить рецепт дома?
Хиббард глянул на часы.
– Откуда вы родом, Энди?
– Со Среднего Запада. Сент-Джуд.
– О'кей. Вам проще всего раздобыть мексиканский аслан. Или если кто-то из друзей наведается в Аргентину, Уругвай, попросите их. Разумеется, если лекарство вам понравится и вы захотите иметь постоянный доступ к нему, компания «Плежелайнз» будет рада пригласить вас в очередной круиз.
Инид поморщилась. Доктор Хиббард был хорош собой, обаятелен, и таблетка, которая поможет получить удовольствие от круиза и управиться с Альфредом, будет весьма кстати, но уж очень этот врач легкомысленный, и зовут ее, между прочим, Инид. И-Н-И-Д.
– Вы правда уверены, что мне нужно именно это? – переспросила она. – Безусловно, совершенно уверены?
– Гарантирую, – подмигнул доктор Хиббард.
– А что значит «оптимизатор»? – спросила Инид.
– Вы станете более устойчивой эмоционально, – сказал Хиббард. – Будете гибче, увереннее, снисходительнее к себе самой. Страхи и излишняя чувствительность рассеются, уйдет болезненное беспокойство, как бы люди чего не подумали. Все, чего вы сейчас стыдитесь…
– Да! – подхватила Инид. – О да!
– «Захочется – расскажу, не захочется – к чему и упоминать?» – вот как вы станете к этому относиться. Мучительная раздвоенность, вечные колебания между желанием исповедаться и желанием сохранить секрет – ведь это вас мучает?
– Кажется, вы все про меня поняли.
– Такова химия мозга, Илейн. Сильнейшее побуждение исповедаться, столь же сильное – утаить. Что есть «побуждение»? Не что иное, как химическая реакция. А память? Тоже химическая реакция! Может быть, еще и структурное изменение, но структуры-то складываются из протеинов! А протеины? Из аминокислот!
Инид смутно беспокоила мысль, что церковь учила другому – насчет Христа, который был одновременно и плотью, распятой на кресте, и Сыном Божиим, – но доктрины веры всегда отпугивали ее своей сложностью, а у преподобного Андерсона, их священника, лицо было доброе-предоброе, в проповедях он часто отпускал шуточки, цитировал анекдоты из «Нью-Йоркера» и книги мирских авторов вроде Джона Апдайка и в жизни не позволял себе пугать прихожан резкими заявлениями типа того, что все они прокляты: это было бы нелепо, ведь вся паства так мила и дружелюбна, а потом, Альфред всегда посмеивался над ее верой, так что ей было проще перестать верить (если она вообще когда-нибудь верила), нежели вступать в философские диспуты с мужем. Ныне Инид полагала, что, умерев, так и останешься мертвой, и рассуждения доктора Хиббарда казались ей весьма разумными.
Однако привычная покупательская недоверчивость брала верх.
– Я, конечно, глупая старая провинциалка, но мне кажется, менять свою личность нехорошо. – Инид вытянула нижнюю челюсть, скорчила кислую гримасу, демонстрируя неодобрение.
– Чем же плохи перемены? – удивился Хиббард. – Или вас устраивает ваше нынешнее самочувствие?
– Нет, но, если, приняв таблетку, я превращусь в другого человека, если я изменюсь, это как-то неправильно, и…
– Эдвина, я, безусловно, разделяю ваши чувства. Все мы испытываем иррациональную привязанность к конкретным химическим параметрам своего характера и личности. Страх перед переменами напоминает страх смерти, верно? Не могу себе представить, каково это – перестать быть собой. Но ведь если прежнего «я» уже нет, то кто заметит разницу и какое до нее дело этому «я»? Смерть была бы страшна, только если б мы ощущали себя мертвыми, а этого-то мертвецы как раз и не ощущают!
– Но разве это лекарство не делает всех одинаковыми?