Поправки

Дениз ощущала эту проблему физически, телесно. Преизбыток благ и возможностей, какими она обладала по сравнению с Доном Армором, вызывал физическое беспокойство – зуд, который она могла слегка облегчить, ущипнув себя в чувствительном месте, но от которого не могла избавиться.

После ланча Дениз пошла в архив, где в шести стальных ящиках с тяжелыми крышками, похожих на элегантные мусорные баки, хранились оригиналы всех схем сигнализационной системы. С годами большие картонные папки в этих ящиках переполнились, отдельные чертежи пропали, провалившись в разбухшее чрево, и Дениз получила приятное задание – восстановить порядок. Порой в архив заглядывали по делам чертежники, а Дениз наклеивала на папки новые ярлычки и выкапывала со дна давно потерянные кальки. Самый большой контейнер оказался настолько глубоким, что она была вынуждена лечь на соседний ящик, голыми ногами ощущая прикосновение холодного металла, и засунуть в глубины обе руки до самых плеч – иначе до дна не достанешь. Найденные чертежи она бросила на пол и полезла за следующими. Вынырнула отдышаться и увидела, что рядом с ящиком стоит на коленях Дон Армор.

Мускулистые, точно у гребца, плечи туго обтянуты блейзером. Сколько времени он провел в этой позе, на что смотрел? Сейчас Дон разглядывал сложенную гармошкой кальку – план сигнальной башни у милевой отметки 101.35 на линии Мак-Кук. Эд Албердинг от руки вычертил эту схему в 1956 году.

– Эд был мальчишкой, когда делал этот чертеж. До чего красиво!

Дениз слезла с ящика, расправила юбку, отряхнулась.

– Зря я на Эда наехал, – продолжал Дон. – У него есть талант, какой мне и не снился.

Похоже, Дон меньше интересовался, Дениз, чем она – им. Он развернул еще одну кальку, а Дениз стояла и глядела сверху на серые, как графит, но юношески упругие завитки его волос. Подошла чуть ближе, наклонилась. Теперь она видела его хуже – грудь заслоняла.

– Вы мне свет загораживаете, – проворчал Дон.

– Хотите поужинать со мной?

Дон тяжко вздохнул. Плечи горестно поникли.

– Мне на выходные в Индиану ехать.

– Ладно.

– Дайте мне подумать, ладно?

– Хорошо, подумайте.

Дениз говорила равнодушным голосом, но, когда шла в дамскую комнату, колени подгибались. Она заперлась в кабинке и сидела там, дрожа, а снаружи тем временем негромко прозвенел звонок лифта, приехала, а потом уехала тележка с полдником. Из-за чего она переживала? Самой невдомек. Тупо скользила взглядом по хромированной задвижке на двери кабинки, по обрывку туалетной бумаги на полу и вдруг поймала себя на том, что уже минут пять таращится в одну точку, думает ни о чем. Ни о чем. Ни о чем.

До конца рабочего дня оставались считаные минуты, она наводила порядок в архиве, и тут у ее плеча возникло широкое лицо Дона Армора, тяжелые веки за стеклами очков дремотно приспущены.

– Дениз, – сказал он, – можно пригласить вас на ужин?

– Конечно, – быстро кивнула она.

В убогом северном пригороде, населенном чернокожими и беднотой, Генри Дузинберр со своими юными театралами обнаружил старомодный кафетерий. Дениз заказала чай со льдом и картошку фри, а Дон Армор – гамбургер и молочный коктейль. Сидя он смахивал на лягушку, отметила Дениз. Когда он наклонялся к еде, голова уходила в плечи. Жевал Дон Армор медленно, словно посмеиваясь про себя. И с тусклой улыбкой оглядывался по сторонам. Подтолкнул пальцем очки повыше к переносице – ногти обкусаны до живого мяса.

– Никогда не бывал в этих местах, – признался он.

– Эти кварталаы вполне безопасны.

– Для вас – да, – сказал Дон. – Понимаете, место само чувствует, боишься ли ты. Если нет, тебя не тронут. Но беда в том, что я-то чую опасность. Попади я в вашем возрасте на такую улицу, сразу начались бы неприятности.

– Почему?

– Так оно устроено. Я бы и глазом моргнуть не успел, как, откуда ни возьмись, появились бы трое злобных уродов. Вы даже не видите эту сторону мира, потому что вы удачливы, у вас все в порядке. Шагаете себе по жизни. Все ловушки поджидают таких, как я. Заранее знаю, что вляпаюсь.

Дон Армор водил большой американский седан, похожий на тот, каким владела Инид, только постарше. Он неторопливо выехал на главное шоссе и столь же неторопливо покатил на запад, кажется получая удовольствие от своей медлительности («да, я тупой, и тачка у меня скверная»), прислушиваясь к гудкам справа и слева.

Дениз указывала дорогу к дому Генри Дузинберра. Когда они поднимались по ступенькам крыльца, солнце висело низко на западе, над станцией, окна которой были забиты фанерой. Дон Армор рассматривал деревья так, словно и зеленые насаждения в этом пригороде были лучше, дороже, чем в его районе. Дениз положила было руку на наружную сетчатую дверцу, но обнаружила, что внутренняя дверь отворена.

– Это ты, Ламберт? – Генри Дузинберр вышел навстречу из сумрака гостиной. Кожа у него стала совсем восковой, глаза еще больше выделялись на лице, зубы казались чересчур крупными. – Доктор моей матери отослал меня домой, – пояснил он. – Решил меня списать. Хватит с него умирающих.

Дон Армор, втянув голову в плечи, попятился к машине.