Поправки

Типично для неудачника: не прошло и двух славных месяцев, как и Литва, и его отец начали разваливаться на куски.

Дениз в электронных посланиях пугала Чипа болезнью Альфреда и настаивала, чтобы брат явился в Сент-Джуд на Рождество, однако его нисколько не привлекала идея мчаться домой в декабре. Стоит хоть на неделю бросить волшебную виллу, и какая-нибудь ерунда помешает вернуться. Чары рассеются, магия утратит силу. Но Дениз, всегда столь душевно устойчивая, под конец отправила Чипу отчаянное письмо. Чип бегло просмотрел послание, а потом уж спохватился, что не следовало в него и заглядывать: Дениз упоминала сумму, которую он ей задолжал. Вернулся забытый привкус поражения, проблемы, казавшиеся издали микроскопическими, вновь распирали голову.

Чип уничтожил письмо, но тут же пожалел и об этом – словно во сне ему чудилось, будто в письме промелькнула фраза: «Уволена за то, что спала с женой босса». Однако в устах Дениз эта фраза казалась немыслимой, а взгляд Чипа скользнул по экрану так быстро, что отнюдь не исключалась ошибка. Если сестра стала лесбиянкой (вообще-то этим можно бы объяснить кое-какие стороны характера Дениз, до сих пор ставившие Чипа в тупик), ей, разумеется, срочно понадобится помощь старшего брата, специалиста по Фуко, но Чип никак не мог прямо сейчас поехать домой, а потому решил, что глаза его обманули и речь в той фразе шла о чем-то другом.

Выкурив подряд три сигареты, он подобрал себе оправдание, переадресовав часть вины близким, и утвердился в решении пребывать в Литве до тех пор, пока не сможет вернуть сестре все 20.500 долларов. Если Альфред собирается жить у Дениз до июня, Чип может просидеть в Литве еще шесть месяцев и все же сдержать слово, поспеть на семейную встречу в Филадельфию.

Но, увы, на Литву надвигалась анархия.

В октябре и ноябре, несмотря на мировой финансовый кризис, в Вильнюсе еще сохранялась видимость нормальной жизни. Фермеры привозили на рынок птицу и скот, продавали их за литы и на эти деньги покупали русский бензин, местное пиво и водку, «вареные» джинсы, водолазки с портретами «Спайс гёрлз» и пиратские видеокассеты с «Секретными материалами», импортированные из стран, где дела обстояли еще хуже, чем в Литве. Водители грузовиков, доставлявшие бензин, рабочие, разливавшие водку по бутылкам, и старушки в платочках, развозившие на деревянных тележках водолазки со «Спайс гёрлз», покупали у фермеров мясо и цыплят. Земля производила продукты, литы оставались в обращении, в Вильнюсе допоздна работали пивные и клубы.

Но экономика не бывает местной. Можно заплатить литами русскому экспортеру, который поставляет в страну бензин, однако экспортер спросит, какой товар или услуги предоставят ему в обмен на литы. Нетрудно купить литы по официальному курсу четыре лита за доллар. Но попробуй купить доллар за четыре лита! Известный парадокс депрессии: все превращается в дефицит, потому что нет покупателей. Чем труднее найти в стране фольгу, фарш или машинное масло, тем больше соблазн угнать грузовик с этим добром или поучаствовать в его перераспределении. А государственные служащие, и в первую очередь полиция, все еще получали фиксированное жалованье в обесценивавшихся литах. Теневая экономика назначала начальнику полицейского участка цену столь же быстро и безошибочно, как упаковке электрических лампочек.

Чипа поразило сходство между Литвой с ее черным рынком и капиталистической Америкой. В обеих странах богатство сосредоточивается в руках немногих; граница между частной и общественной собственностью стерта; коммерческих заправил терзает неутолимая тревога, побуждающая их беспощадно продолжать завоевания; рядовые граждане живут в постоянном страхе перед увольнением и совершенно не понимают, какое частное лицо владеет в данный момент тем или иным предприятием, которое еще недавно числилось государственным. Экономика существует главным образом за счет ненасытной потребности элиты в роскоши. (Той мрачной осенью пять мафиозных олигархов обеспечивали в Вильнюсе работой тысячи плотников, каменщиков, столяров, поваров, проституток, барменов, автослесарей и телохранителей.) Наиболее существенное различие между Америкой и Литвой, с точки зрения Чипа заключалось в том, что в Америке богатое меньшинство подавляло небогатое большинство с помощью отупляющих мозги и губящих душу развлечений, технических новинок и лекарств, а в Литве захватившее власть меньшинство терроризировало бессильное большинство прибегая к открытому насилию.

Верному последователю Фуко полезно изнутри понаблюдать за жизнью страны, где доступ к частной собственности и средствам массовой информации столь очевидно зависит от наличия оружия.