Поправки

Плановое социалистическое хозяйство Белоруссии произвело чересчур много шлакобетонных блоков, их можно было получить даром – так нам сказали. И вот мы все переехали. Кровати из шлакобетона, оборудование детских площадок из бетона, скамейки в парке – из бетона. Шли годы, мне исполнилось десять, и вдруг во всех семьях, у мамы или у папы – рак легких. Во всех семьях. И у моего отца тоже появилась опухоль в легком. Тогда, наконец, власти прислали комиссию в Хрущевай, и – на тебе! – у нас проблемы с радоном. Очень серьезные проблемы с радоном. Прямо-таки катастрофа! Потому что эти шлакобетонные блоки, оказывается, слегка радиоактивны. В каждом хрущевайском помещении накапливался радон. Особенно в таких помещениях, как бар, где редко проветривают, а хозяин сидит целый день за стойкой и курит. Как мой папа. Что ж, Белоруссия, братская социалистическая республика (не так давно мы, литовцы, владели Белоруссией, кстати говоря) просит прощения. Каким-то образом в эти блоки попал уранинит. Огромное упущение. Очень-очень-очень жаль. Нас всех вывезли из Хрущевая, а мой отец умер в мучениях в десять минут пополуночи на другой день после того, как они с мамой отмечали годовщину свадьбы, потому что он не хотел, чтобы мама поминала его в один день с годовщиной свадьбы; потом прошло еще тридцать лет, к власти пришел Горбачев, старые архивы открыли наконец, и знаешь что выяснилось? Не было никакой ошибки в технологии изготовления бетонных блоков, никакого сбоя в планировании. Никакого бардака в пятилетке! Обдуманная стратегия – использовать низкорадиоактивные отходы в строительных материалах. Согласно теории, цемент якобы обезвреживал радиоизотопы в блоках. Но Белоруссия обзавелась счетчиками Гейгера, счастливой сказке про обезвреженные радиоизотопы конец, и тогда тысячи вагонов бетонных блоков отправили нам, а мы-то и подозревать не могли, что дело неладно.

– Ох-хо-хо! – вздохнул Чип.

– Нет уж, не ох-хо-хо! – сказал Гитанас. – Они убили моего отца, когда мне было одиннадцать. И отца моего лучшего друга тоже. И в следующие годы еще сотни людей. И мы всё понимали. У нас был враг с большой красной мишенью на спине, злой старший брат, СССР. Мы все вместе ненавидели его, пока не наступили девяностые годы.

Платформа партии VIPPPAKJRIINPB17, в создании которой Гитанас принимал участие после провозглашения независимости, состояла из одной широкой и прочной планки: пусть Советы заплатят за все, что натворили в Литве. В девяностые годы какое-то время можно было управлять страной с помощью одной только ненависти. Но вскоре появились другие партии, которые тоже отдавали дань реваншизму, но включали в свои программы и что-то новенькое. К концу девяностых VIPPPAKJRIINPB17 лишилась последнего кресла в Сейме, и единственным достоянием партии осталась наполовину отремонтированная вилла.

Гитанас пытался осознать новое политическое мироустройство, но ничего не получалось. Мир казался осмысленным, пока офицеры Красной армии незаконно арестовывали диссидента, задавали вопросы, на которые он отвечал молчанием, и педантично покрывали его левую руку и бок ожогами третьей степени. Однако в суверенной стране политика утратила четкую черно-белую окраску. Скажем, даже такая простая и насущная проблема, как репарации, которых Литва добивалась от Советов, осложнялась и запутывалась, когда припоминали, что в годы Второй мировой войны литовцы участвовали в геноциде евреев, а с другой стороны, большинство нынешних обитателей Кремля сами в прошлом были патриотами-антисоветчиками и заслуживали репараций почти в той же степени, что и литовцы.

– Что же делать теперь, – спрашивал Чипа Гитанас, – когда оккупант – это система и культура, а не вражеская армия? Самое лучшее будущее, на какое я смею надеяться для моей родины, – это что она когда-нибудь превратится во второразрядную европейскую страну. Станет как все, одним словом.

– Например, станет похожа на Данию, с симпатичными кафешками и бутиками вдоль набережной, – подхватывал Чип.

– Мы чувствовали себя настоящими литовцами, – продолжал Гитанас, – пока тыкали пальцем в Советы и говорили: «Нет, мы не такие». Но твердить: «Нет, мы не рыночная страна, нет, мы не поддадимся глобализации» – вовсе не патриотично. Это просто глупо и возвращает нас в каменный век. Так что же значит сегодня быть литовцем? Какова наша позитивная программа? Каково позитивное самоопределение нашей страны?

Гитанас так и жил в полуразрушенной вилле. Матери он предлагал адъютантские апартаменты, но она предпочла остаться в прежней квартире неподалеку от Игналины. Как все государственные деятели Литвы того периода, и реваншисты в особенности, Гитанас получил свой кусок от коммунистического пирога, а именно двадцать процентов акций рафинадного завода «Сукроза», второго по значению работодателя Литвы, и неплохо жил на дивиденды, эдакий отставной патриот.