Поправки

В книге, лежавшей у Кэролайн на ночном столике («Чувствовать себя на ОТЛИЧНО!» Эшли Трэлпис, доктор медицины и философии) Гари наткнулся на термин «ангедония». Содрогаясь от узнавания, от зловещих совпадений, он прочел словарную статью – да, да, вот оно: «психологическое состояние, характеризующееся неспособностью извлекать удовольствие из приятных с обычной точки зрения процессов». Ангедония – больше чем тревожный сигнал, это уже симптом. Гниль охватывает одно удовольствие за другим, плесень, грибок, отравляющий и наслаждение роскошью, и радость досуга, с помощью которых Гари столько лет успешно отбивался от пессимизма своих родителей.

В прошлом году в марте, когда они гостили в Сент-Джуде, Инид заметила, что вице-президент банка, чья жена работает лишь несколько часов в неделю, причем почти бесплатно, на Фонд защиты детей, мог бы готовить и пореже. Гари легко заткнул матери рот: она просто завидует, ведь ее-то муж за всю их совместную жизнь и яйца не сварил. Но, вернувшись к своему дню рождения вместе с Джоной из Сент-Джуда, получив в подарок дорогущую лабораторию для проявки цветной фотопленки, выдавив из себя все необходимые возгласы – «Фотолаборатория! Потрясающе! Как здорово! Как здорово!» – и вновь увидев на столе блюдо с сырыми креветками и жесткими отбивными из меч-рыбы – жарь, дорогой! – Гари призадумался, не была ли мать отчасти права. Под навесом было чудовищно жарко, креветки потихоньку обугливались, рыба пересохла. Навалилась усталость. Казалось, вся остальная его жизнь умещается в короткие антракты между вновь и вновь повторяемыми сценами: он подносит огонь к мескитным дровам и ходит, ходит, ходит вокруг гриля, пытаясь укрыться от едкого дыма. Опуская веки, Гари видел перед собой хромированную поверхность гриля и корчащиеся на адских угольях куски мяса. Горят, горят, точно проклятые. Худшая из пыток – вечное повторение. На внутренних стенках гриля скопился толстенный слой черного обуглившегося жира. Участок земли за гаражом, куда он выбрасывал золу, смахивал не то на лунный пейзаж, не то на площадку цементного завода. Ему надоело, надоело жарить мясо, и на следующее же утро он сказал Кэролайн:

«Мне приходится чересчур много готовить».

«Ну и не надо, – откликнулась она. – Будем есть в кафе».

«Я хочу питаться дома, но готовить поменьше».

«Заказывай на дом».

«Это не то же самое».

«Только тебе одному нужны эти сборища за обеденным столом. Мальчикам все равно».

«Мне не все равно. Для меня это важно».

«Прекрасно, Гари, но мне это безразлично и мальчикам тоже. Так что же, ты хочешь, чтобы мы готовили для тебя?»

Кэролайн не в чем упрекнуть. Когда она работала на полную ставку, Гари не возражал против готовой еды, еды навынос и полуфабрикатов. Получается, теперь он хотел изменить правила, причем не в ее пользу. Но Гари казалось, что меняется самая суть семейной жизни: куда подевалась сплоченность, близость между родителями и детьми, между братьями и сестрами, которая так ценилась в пору его детства?

И вот он снова возится с грилем. В кухонное окно ему было видно, как Кэролайн меряется силами с Джоной – чей палец раньше поддастся. Потом она взяла у Аарона наушники, закивала в такт музыке. С виду – настоящий семейный вечер. Что не так? Или все дело в клинической депрессии человека, заглянувшего в кухонное окно?

Кэролайн вроде бы позабыла про боль в спине, но нет, едва Гари вошел в дом с блюдом дымящегося запеченного животного белка, как она мигом о ней вспомнила. Села к столу боком, ковырялась вилкой в еде, тихонько постанывала. Кейлеб и Аарон с тревогой смотрели на нее.

– Неужели никому не хочется знать, чем кончился «Принц Каспиан»? – спросил Джона. – Неужели никому ни капельки не интересно?

Кэролайн часто мигала, нижняя челюсть у нее беспомощно отвисла, она с усилием втягивала в себя воздух. Гари размышлял, что бы такое сказать, недепрессивное, вразумительное, невраждебное, однако хмель уже давал себя знать.

– Господи, Кэролайн, – проворчал он, – мы все знаем, что у тебя болит спина, что тебе очень плохо, но если ты уже и за столом не можешь сидеть нормально…

Кэролайн молча соскользнула со стула, дохромала с тарелкой в руках до раковины, отправила еду в измельчитель и ушла наверх. Кейлеб и Аарон, едва извинившись, стряхнули туда же свой обед и последовали за матерью. На тридцать долларов мяса выброшено в помойку, но Гари, твердо решив удерживать фактор 3 на должном уровне, выкинул из головы мысль о напрасно погибших животных. Окруженный свинцовым хмельным туманом, он продолжал есть, прислушиваясь к бодрой болтовне Джоны.

– Отличный стейк, папа, мне бы еще кусочек того цуккини, пожалуйста!