Попутчики. Астрахань – чёрная икра. С кошёлочкой

Я много говорил с Оснельдой, и она мне отвечала, но лишённые времени бытовые слова тут же исчезали, я их не слышал. Потому что не только «видел» Оснельду, но одновременно постоянно «помнил» её. Я был расколот на две ипостаси. Одна ипостась ела за обедом, разговаривала весьма разумно с Иваном Андреевичем, пила чай со старухой-нянькой, потом поехала с Оснельдой и блюдущей её нянькой на лодке в ту часть заповедника, где рос розовый лотос. Это разрешалось очень уважаемым гостям, потому что розовый лотос рос только в двух местах на планете: где-то в Индии и здесь, под Астраханью. Одна моя ипостась продолжала разумно существовать в мёртвом «есть», а вторая ипостась только «помнила». Помнила чудное мгновение и свою любовь к древнерусской княжне, которая каким-то образом, возможно путём переселения душ, оказалась дочерью председателя Астраханского облпотребсоюза.

Я понимал, что долго в таком состоянии находиться невозможно, что моему со-знанию, а значит, моей жизни грозит ещё бо́льшая опасность, чем вчера у топкого островка. И когда Иван Андреевич сообщил мне, что, пока мы ездили к лотосу, звонила Москва, меня разыскали через Марину Сергеевну и срочно вызывают по делам профессиональным, я понял, что спасён.

Я тепло простился с Иваном Андреевичем и мысленно простил ему все его дурные стороны, которые созданы в нём холопами его. Впрочем, то, что кажется нам дурным с позиций нравственных, часто является необходимыми деловыми качествами с точки зрения конкретной профессии. В описанных мною условиях пригодность того или иного лица к руководящей должности определяется не книгами нравственного содержания, а скорее, учебником по психологии скотоводства. Правда, я сомневаюсь в наличии подобного учебника, ибо он должен быть написан не скотоводом, а скотом. Всякая свинья или овца предпочитает человеколюбивого начальника, но в то же время даёт ему отрицательную оценку как профессионалу, разоряя огород или самовольничая иным способом.

Итак, я простился с профессионалом Иваном Андреевичем, я простился с малознакомой мне нянькой из его дома. Я не простился с Хрипушиным и Бычковым, но они простят это мне, если вообще обратят на это внимание. Гостей им приходится сюда возить много, и самых разнообразных. Ну, с Томочкой я простился ещё вчера, а каким образом, читатель знает. Крестовников был в Астрахани в управлении, и Иван Андреевич предупредил его, что он должен меня проводить. Значит, с Крестовниковым я прощусь в аэропорту, там, где с ним познакомился.

Простился я и со Светланой Глазковой, именуемой мною Оснельдой. Она сказала, что скоро приедет в Москву. Но я знал, что она не приедет, потому что она уже «была» и я её «помнил».

Гул катерного мотора, который должен был отвезти меня в Астрахань, окончательно отрезвил. Мы быстро понеслись. Мелькнуло село Житное, мелькнул Четырёхбугорный маяк, мелькнула Бирючья Коса. Всё уже обесцененное, безвременное, лишённое поддержки моего со-знания. И постепенно жёлчно-сатирическое состояние опять вернулось ко мне, и я даже осмелился мысленно подтрунивать над своими недавними ослепительными чувствами. Это была здоровая реакция организма на чрезмерное перенапряжение разума и тела.

Более двух часов шума, плеска и скорости совсем утомили меня, я задремал и проснулся от жары. Я опять был в горячей Астрахани. В заповеднике, среди воды и ветра, гораздо прохладней и гораздо легче дышится. У пристани меня ждал знакомый газик с шофёром-казахом и Крестовниковым. Крестовников был то ли смущён, то ли раздражён, я это почувствовал, но старался держаться дипломатично, очевидно, выполняя инструкцию Ивана Андреевича. Говорил он теперь со мной только на деловые темы. Сначала спросил, где книги об Астраханском крае, которые он мне дал. Я ответил, что оставил их на «Плюсе». Тогда он указал мне на объёмистые упакованные пакеты. В пакетах было несколько банок зернистой икры, несколько банок икры паюсной, связки сочной янтарной воблы, а также металлические коробочки консервированного балыка.

– Икра и вобла – подарок от Ивана Андреевича, – сказал Крестовников, – а за балык вам придётся заплатить, поскольку он не с облпотребсоюзовской базы.

И назвал сумму. Я ответил, что за подарок благодарю, но от балыка, к сожалению, отказываюсь, так как поиздержался и денег у меня осталось только на билет. Крестовников положил пакет с балыком назад под сидение, пакеты с икрой и воблой попросил спрятать в чемодан и прикрыть моими вещами, так как в аэропорту предстоит таможенный осмотр пассажиров. Я, правда, был удивлён, каким это образом от таможенников можно укрыться в собственном чемодане. Но сделал, как предложил Крестовников. Мы поехали той же, запомнившейся мне дорогой мимо высохшей речки-скелета. В последний раз ощутил я на своих губах привкус тяжёлой, пряной астраханской пыли.